стража по дороге и грабила людей. С нами шли до Делижана татары, армяне, грузины и тушинских два бека в Эривань в суд. Говорят, что им не передали повестку и они не явились в суд, а вот теперь их гонят этапным порядком.
Привели нас на станцию Торсачай. Один бек вошел вперед в этап и занял место около окошка открытого. Ему хотелось пользоваться приятным легким воздухом. Вошел старшой и унтер-офицер, исколотили этого бека, запхнули его в темный угол, а нам велели занимать около окошка. Так что везде в этапных помещениях они нас ставили около окна; надеялись на нас, потому что от нас плохих дел не видели. Эта станция небольшая — всего 15 верст от Делижана. Утром не спешили выходить из Торсочая. Утром сделался в этапе бунт. Двое арестантов подрались: армянин с крутином. Сделался шум. Вошли солдаты, спросили:
— Кто дралея?
Тут был молодой солдат, бежавший со службы. Его гнали опять на службу. Он указал, что армянин побил крутина. Тогда эти солдаты начали бить этого армянина, так что страшно было смотреть. Били его до полусмерти; бросили, вышли солдаты. Пришел в память армянин, подошел ко мне и говорит:
— Вас солдаты спрашивали первого, кто дрался; вы почему не указали ни на меня, ни на крутина?
Мы ему сказали:
— На что мы будем предавать своих братьев?
Тогда он побожился, что этого молодого солдата ночью сонного задушит, только разве не удастся: «потому что мне итти на Эривань, а ему на Александровск».
Крутин был молодой мальчик, увидел, что солдаты побили через него человека. Когда стали выпускать из этапа, он прикинулся и говорит:
— Не могу итти.
Управились солдаты, поцепляли на цепь арестантов и кричат ему:
— Выходи!
Но он не выходит, отвечает:
— Не могу.
Тогда вышли два солдата, стали его бранить. Он не слушал их; а потом они начали бить, но он сначала терпел, а то видя, что дело не так, вскочил, прибежал, где все стояли, стал совсем здоровым. Приковали и его к цепи и шел он всю дорогу очень бодро, более не жаловался, что избит, видя, что эти солдаты очень больно бьют армянина.
Пришли в Делижан в этап. Принимал всех арестантов офицер. Нас двух поставил в сторону. Всех обыскивали, а нас офицер не позволил обыскивать. Подошел сам и спросил:
