скучно ехать, напиши телеграмму Алексею Маркину, ежели он согласится, езжайте вдвоем. Также сказал мне, сколько на дорогу на двоих надо денег. В это время стала заря оказываться.
— Пройди на запад три окна, а потом остановись. Там Верещагин. С ним простись, а то видно станет, часовой прогонит, — сказал мне Веригин.
Я простился с ним и пошел к Верещагину, остановился у окна; уже стало немного на заре видать. Он спросил:
— Кто?
Я отозвался. Поздоровались. Начал я спрашивать:
— Какие новости у вас?
Верещагин говорит:
— Новостей никаких нет, а вот на днях был губернатор, я спросил его: за что нас посадили и сколько будут держать?
Он отозвал меня и говорит:
— Мне с арестантами не полагается разговаривать, а тебя я очень люблю и скажу: почему ваши не хотят быгь солдатами? В Олтах оставили ружья. Ваши молодые солдаты не приняли присяги, поэтому вас и посадили.
Больше не стал разговаривать губернатор и ушел.
Верещагин был у нас несколько лет старшиной; был человек хороший; все власти любили его за его честность. Этот самый губернатор подарил ему золотые часы, а как только он оставил службу, то не дали и одного года пожить дома, посадили в тюрьму и сослали в Якутскую губернию, там он уже и помер.
Я простился с Верещагиным и поехал домой. У меня дома уже все было готово к выезду в дальний путь. Из домашних о поездке знала только одна жена, да в селении я сказал четырем почетным старичкам и попросил их, чтобы они никому ничего не говорили, а то узнается дело и меня не выпустят. Это было осенью, 17-го октября 1895 года. Стал я прощаться с семьей. Дети видят, что я расстаюсь с ними и крепко их целую, но не смеют спросить о моей разлуке с ними. Я простился и стал выходить иа дому. Старшой сын и сноха остановили мать и стали спрашивать. Она сказала им:
— Мне нет время, я пойду провожать, — и сейчас же вышла со мной.
Пошли мы с ней по задам дворов, чтобы не было заметно, а подвода моя уже за селением ожидала меня в скрытом месте. Дошел я до подводы, сел на фургон, жена вернулась домой; я поехал в Терпение. Не доезжая селения, слез с фургона и пошел пешком, а подвода поехала по другой дороге тоже в Терпение.
Я зашел к Веригиным, а подвода заехала к другим. Веригины старички сказали мне:
