VI.
Къ вечеру баркасъ и катеръ шли къ клиперу, возвращаясь съ берега. Приближаясь къ судну, шумные разговоры и смѣхъ стихли. Шлюпки пристали, и началась высадка. Слегка пошатываясь, выходили подгулявшіе матросы на палубу и поскорѣй пробирались на бакъ, гдѣ шумно дѣлились впечатлѣніями съ остававшимися на клиперѣ. Нѣсколькихъ пришлось подымать на веревкѣ и въ безчувственномъ состояніи уносить на палубу и окачивать водой. Наконецъ, поднялся по трапу и Щукинъ, поддерживаемый сзади двумя болѣе трезвыми товарищами, и при свѣтѣ фонарей предсталъ въ самомъ жалкомъ и истерзанномъ видѣ. Лицо стараго боцмана было въ кровавыхъ подтекахъ, одинъ глазъ вздутъ, рубаха изорвана, и отъ шелковой косынки висѣли одни клочки.
Хотя боцманъ былъ очень пьянъ, однако, при входѣ на шканцы, онъ приложилъ руку къ виску, отдавая честь, и пролепеталъ: «Честь имѣю явиться!» Затѣмъ его отвели въ каюту и уложили.
Офицеръ, ѣздившій на берегъ съ командой, доложилъ старшему офицеру, что боцмана, сильно избитаго, привели на пристань Ѳедосѣевъ и еще два матроса и объяснили, что нашли его въ такомъ видѣ, случайно зайдя въ кабакъ. Василій Ивановичъ попросилъ доктора осмотрѣть Щукина. Скоро Карлъ Карловичъ вернулся и объяснилъ, что хотя боцманъ и «поврежденъ», но переломовъ нигдѣ нѣтъ, и черезъ день—другой онъ отлежится.
Тогда Василій Ивановичъ велѣлъ позвать Ѳедосѣева.
Старый матросъ явился въ каютъ-компанію нѣсколько раскраснѣвшійся отъ выпитаго вина, но держался онъ на ногахъ твердо. Онъ подтвердилъ старшему офицеру то-же, что сказалъ и гардемарину.
