отношеніи, что будто бы слуга, не зная математики, правильно отвѣчаетъ на математическія вопросы Сократа. Собственно говоря, слуга ничего не сказалъ самъ отъ себя: все сказано Сократомъ. Платонъ, разумѣется, и не думалъ тѣшить читателя, показывая ему какъ фокусъ, что можно знать что нибудь и не учась этому. Слуга Менона, какъ справедливо замѣчаетъ о немъ Сократъ, только думаетъ, что нѣчто такъ; но этого думанья, этого мнѣнія совершенно достаточно для доказательства того, что душа наша владѣетъ непосредственно извѣстными общими началами знанія, которыя она постоянно какъ бы припоминаетъ. Эти начала знанія, которыя сперва сказываются только въ формѣ простыхъ мнѣній, въ послѣдствіи, при изученіи даннаго предмета, условлива-ютъ собою его научное познаніе. (Срав. 86. А.). Ученіе о воспоминаніи, раскрытое въ разговорѣ Сократа со слугою Менона, послужило Платону аргументомъ того, что можно изслѣдовать и получать истинное знаніе о томъ, чего мы не знаемъ — положеніе, которое, торжественно говоритъ Сократъ, я готовъ защищать и словомъ и дѣломъ (86. В.). Въ этой славной рѣчи Сократа, какова она въ общей своей формѣ и по своему внутреннему смыслу, какъ замѣчено было выше, сказалось убѣжденіе въ условіяхъ научности нашихъ знаній, въ томъ что истинныя условія возможности науки суть тѣ простыя начала вашего разума, которымъ мы ни у кого не учимся. Простое мнѣніе, т.-е. комбинація представленій, дик-тованная непосредственно опытомъ, возможно и безъ условія воспоминанія; но коль скоро что либо есть истинное, научное знаніе, отличіе котораго отъ простаго мнѣнія составляетъ, можно сказать, гордость и украшеніе всей Платоновой философіи, какъ онъ самъ говоритъ это чрезъ Сократа въ Менонѣ (98. В.), то оно непремѣнно дано въ условіяхъ того, что Платонъ называетъ воспоминаніемъ.
Мы не имѣемъ однако намѣренія обстоятельно изслѣдовать здѣсь вопросъ о воспоминаніи. Хотя ученіе о воспоминаніи составляетъ частію содержаніе нашего діалога, но болѣе оно развито Платономъ въ другихъ діалогахъ, преимущественно въ Теэтетѣ
отношении, что будто бы слуга, не зная математики, правильно отвечает на математические вопросы Сократа. Собственно говоря, слуга ничего не сказал сам от себя: всё сказано Сократом. Платон, разумеется, и не думал тешить читателя, показывая ему как фокус, что можно знать что-нибудь и не учась этому. Слуга Менона, как справедливо замечает о нём Сократ, только думает, что нечто так; но этого думанья, этого мнения совершенно достаточно для доказательства того, что душа наша владеет непосредственно известными общими началами знания, которые она постоянно как бы припоминает. Эти начала знания, которые сперва сказываются только в форме простых мнений, в последствии, при изучении данного предмета, условлива-ют собою его научное познание. (Срав. 86. А.). Учение о воспоминании, раскрытое в разговоре Сократа со слугою Менона, послужило Платону аргументом того, что можно исследовать и получать истинное знание о том, чего мы не знаем — положение, которое, торжественно говорит Сократ, я готов защищать и словом и делом (86. В.). В этой славной речи Сократа, какова она в общей своей форме и по своему внутреннему смыслу, как замечено было выше, сказалось убеждение в условиях научности наших знаний, в том что истинные условия возможности науки суть те простые начала вашего разума, которым мы ни у кого не учимся. Простое мнение, т. е. комбинация представлений, дик-тованная непосредственно опытом, возможно и без условия воспоминания; но коль скоро что либо есть истинное, научное знание, отличие которого от простого мнения составляет, можно сказать, гордость и украшение всей Платоновой философии, как он сам говорит это чрез Сократа в Меноне (98. В.), то оно непременно дано в условиях того, что Платон называет воспоминанием.
Мы не имеем однако намерения обстоятельно исследовать здесь вопрос о воспоминании. Хотя учение о воспоминании составляет частью содержание нашего диалога, но более оно развито Платоном в других диалогах, преимущественно в Теэтете
