Корни въ историческомъ прошломъ. — Слабость государственности. — Слабость соцiальных прослоекъ. — Максимализмъ интеллигенцiи. — Незаконченность культурнаго типа. — Неподготовленность массъ. — Упорство стараго режима. — Неискренность его уступокъ.
Съ чего начинать исторiю второй революции? Тотъ, кто будет писать философiю русской революцiи, долженъ будетъ, конечно, искать ея корней глубоко въ прошломъ, въ исторiи русской культуры. Ибо, при всемъ ультра-модерномъ содержанiи выставленныхъ въ этой революцiи программъ, этикетокъ и лозунговъ дѣйствительность русской революцiи вскрыла ея тѣсную и неразрывную связь со всѣм русскимъ прошлымъ. Какъ могучiй геологическiй переворотъ шутя сбрасываетъ тонкiй покровъ позднѣйшихъ культурных наслоенiй и выноситъ на поверхность давно покрытые ими пласты, напоминающiе о сѣдой старинѣ, о давно минувшихъ эпохахъ исторiи земли, такъ русская революцiя обнажила передъ нами всю нашу историческую структуру, лишь слабо прикрытую поверхностнымъ слоемъ недавнихъ культурныхъ прiобрѣтенiй. Изученiе русской исторiи приобрѣтаетъ въ наши дни новый своеобразный интересъ, ибо по соцiальнымъ и культурнымъ пластамъ, оказавшимся на поверхности русскаго переворота, внимательный наблюдатель может наглядно прослѣдить исторiю нашего прошлаго. То, что поражаетъ въ современныхъ событiяхъ посторонняго зрителя, что впервые является для него разгадкой вѣкового молчанiя „сфинкса“, русскаго народа, то давно было извѣстно соцiологу и изслѣдователю русской исторической эволюцiи. Ленинъ и Троцкiй для него возглавляютъ движенiе, гораздо болѣе близкое къ Пугачеву, къ Разину, къ Болотникову — к 18-му и 17-му вѣкамъ нашей исторiи, — чѣмъ къ послѣднимъ словамъ европейскаго анархо-синдикализма.
В самом дѣлѣ, основная черта, проявленная нашим рево-
