пременно сантиментального. Он знает наизусть Шиллера и Гете и вся гуманистическая литература великого, прошлого века прошла через его голову, не оставив в ней ни одной человеческой мысли и ни одного человеческого чувства в душе.
Немцам и по преимуществу немецким чиновникам и офицерам было предоставлено разрешить задачу кажется неразрешимую: соединить образование с варварством, ученость с лакейством. Это делает их в общественном отношении отвратительными и в то же время чрезвычайно смешными, в отношении с народным массам злодеями систематическими и беспощадными, но за то людьми драгоценными в отношении к государственной службе.
Немецкие бюргеры это знают и, зная это, патриотически переносят от них всевозможные оскорбления, потому что узнают в них свою собственную природу, а главное потому, что смотрят на этих народных привиллегированных императорских псов, так часто их от скуки кусающих, как на самый верный оплот пангерманского государства.
Для регулярной армии нельзя действительно представить себе ничего лучше немецкого офицера. Человек, соединяющий в себе ученость с хамством, а хамство с храбростью, строгую исполнительность с способностью инициативы, регулярность с зверством и зверство с своеобразною честностью, известную, правда, одностороннюю и даже худостороннюю экзальтацию с редким повиновением воле начальства; человек, всегда способный перерезать или перекрошить десятки, сотни, тысячи людей по малейшему знаку начальства — тихий, скромный, смирный, послушный, всегда на вытяжку перед старшими и высокомерный, презрительно-холодный, а когда нужно и жестокий в отношении к солдату, человек, которого вся жизнь выражается в двух словах: слушаться и командовать — такой человек незаменим для армии и для государства.