Все зависело от исхода польской революции. Если бы она восторжествовала, прусская монархия, оторванная от своей северовосточной опоры, и принужденная поплатиться если не всеми, то по крайней мере значительной частью своих польских областей, принуждена была бы искать новой точки опоры в самой Германии, и так как она тогда еще не могла приобресть ее путем завоевания, то должна была бы снискивать снисхождение и любовь остальной Германии путем либеральных реформ, и смело призвать всех немцев под императорское знамя… Словом уже тогда осуществилось бы, хотя и другими путями, то, что сделалось теперь, и осуществилось бы сначала, может быть, в более либеральных формах. Вместо того, чтобы Пруссии поглотить Германию, как вышло теперь, тогда могла бы показаться, будто Германия поглощает Пруссию. Но это только казалось бы, потому что на самом деле Германия все таки была бы порабощена силою прусской государственной организации.
Но поляки, покинутые и преданные всею Европою, не смотря на геройское сопротивление, были, наконец, побеждены. Варшава пала и с нею пали все надежды германского патриотизма. Король Фридрих Вильгельм III, оказавший столь значительные услуги своему зятю, императору Николаю, ободренной его победою, сбросил маску и пуще прежнего поднял гонение на пангерманских патриотов. Тогда, собрав все свои силы, они сделали последнее торжественное заявление, если не сильное, то, по крайней мере чрезвычайно, шумное, сохранившее в новейшей истории Германии под именем Гамбахского празднества в мае 1832 г.
В Гамбахе, в баварском Пфальце, на этот раз собралось около тридцати тысяч человек, мужчин и женщин. Мужчины с трехцветными лентами через плечо, дамы с трехцветными шарфами, и все разумеется под трехцветным германским знаменем. На этом митинге говорилось уже не о федерации гер-