ные и до конца непримиримые, не могли и не могут найти другой почвы для соединения, как только в дружном порабощении народных масс, составляющих общую основу и цель их существования. Kнязь Биcмарк, разумеется, был и останется главным возбудителем и двигателем этого нового священного союза, Но не он первый выступил с своими предложениями на сцену. Он представил сомнительную честь подобной инициативы униженному правительству, только что разгромленного им французского государства.
Министр иностранных дел псевдо-народного правления, этот изменник республики, но зато верный друг и защитник ордена иезуитов, верующий в Бога, но презирающий человечество и презираемый в свою очередь всеми честными поборниками народного дела, пресловутый ритор Жюль Фавр, уступающий разве только одному г. Гамбетта честь быть прототипом всех адвокатов, с радостью принял на себя роль злостного клеветника и доносчика. Между членами так называемого правительства "Национальной Защиты" он, без сомнения, был один из тех, которые наиболее способствовали обезоружению народной обороны и явно изменнической сдаче Парижа в руки надменного, дерзкого и беспощадного победителя. Князь Бисмарк одурачил его и надругался над ним в виду целого света. И вот, как бы возгордившись двойным позором, и своим собственным, и позором преданной, а может быть и проданной им Франции, побуждаемый в одно и тоже время желанием угодить осрамившему его великому канцлеру победоносной германской империи, а также и глубокою ненавистью своею к пролетариату вообще, а в особенности к парижскому рабочему миру, г. Жюль Фавр выступил с формальным доносом против Интернационала, члены которого, стоя во Франции во главе рабочих масс, пытались возбудить всенародное восстание и против немецких завоевателей, и против домашних эксплуататоров, правителей и предателей. Преступление ужас-