морья зеленаго выходили дванадесять дев. Шли путем, дорогой немалою, ко крутым горам высокиим, ко трем старцам старыим. Молились, печаловались, просили в упрос дванадесять дев: — Ой, вы, старцы старые! Ставьте столы белодубовые, стелите скатерти браныя, точите ножи булатные, зажигайте котлы кипучие, колите-рубите — намертво всяк живот поднебесной! И клали велик обет дванадесять дев: про живот, про смерть, про весь род человеч. В ту пору старцы старые ставят столы белодубовые, стелят скатерти браныя, колят-рубят намертво всяк живот поднебесной. На крутой горе высокой кипят котлы кипучие, в тех котлах кипучиих горит огнем негасимыим всяк живот поднебесной. Вокруг котлов кипучиих стоят старцы старые, поют старцы старые про живот, про смерть, про весь род человеч. Кладут старцы старые на живот обет велик, сулят старцы старые всему миру животы долгие: как на ту ли злую смерть кладут старцы старые проклятьице великое.
Сулят старцы старые вековечну жизнь по весь род человеч…» Допев эту песню и совершив все, предписанное пережившим века обрядовым обычаем, все расходились по дворам с крепкой надеждою на то, что страшное для скотоводов чудище не осмелится переступить за межеводную борозду.
В первом томе «Поэтических воззрений славян на природу» помещена, в качестве грозного заклятия на Коровью Смерть, другая, более близко подходящая к этому случаю песня, которая сохранилась и до сих пор повсюду, где даже никогда уже и не вспоминают про обряд опахиванья, в то время как приведенное выше песенное заклинание давно успело отойти в область преданий забытого прошлого.
Выходи из нашего села,
Из закутъя, из двора!
В нашем селе
Ходит Власий святой
С ладоном, со свечой,
Со горячей золой,
Мы тебя огнем сожжем,
Кочергой загребем,
Помелом заметем,
И попелом забьем!
Не ходи в наше село,
Чур наших коровушек,
