мертвы для насъ, и едва-ли можно ожидать, чтобы успѣхъ въ чтеніи ихъ бросилъ яркій свѣтъ на ихъ происхожденіе и исторію. Даже если бы не произошло печальнаго разрушенія многихъ изъ этихъ произведеній завоевателями и миссіонерами и уничтоженія нѣкогда столь распространенныхъ коллекцій изображеній историческаго содержанія, было-бы все-таки трудно получить ясное понятіе о древнеамериканской культурѣ. Этими фактами не слѣдуетъ пользоваться для повышенія ея уровня, какъ это и теперь еще происходитъ, въ особенности въ Мексикѣ. Сообщенія конкистадоровъ оставляютъ многое для предположенія, и еще болѣе сообщенія рано обращенныхъ въ христіанство индѣйцевъ. Даже и въ оффиціальныхъ свѣдѣніяхъ попадаются совершенно невѣрныя данныя. Ни одинъ изъ хроникеровъ завоеванія не взглянулъ съ критической точки зрѣнія на страны и народы Америки. Культурные народы, къ которымъ испанцы проникли лишь спустя поколѣніе послѣ открытія Америки, ослѣпили первыхъ наблюдателей, напряженное ожиданіе которыхъ потерпѣло столько разочарованія у бѣдныхъ караибовъ, флоридцевъ и обитателей восточной части Америки. Имъ показалось, что теперь они достигли, наконецъ, исполненія своихъ желаній. Для многихъ только тогда смѣлый подвигъ Колумба представился великимъ и достойнымъ признательности. Мексика была первой американской страной, которая произвела на нихъ впечатлѣніе страны хорошо обработанной, въ европейскомъ смыслѣ слова, и она недаромъ была окрещена „Новой Испаніей“. Этимъ именемъ гордые люди дали самый звучный и почетный титулъ желанной странѣ золота и плодородія. Контрасты природы, которые замѣтилъ Кортесъ при пятидневномъ переходѣ изъ Семпоальи въ Наулинко, во главѣ своего маленькаго отряда и своихъ послѣдователей, на плечахъ индѣйскихъ носильщиковъ, усилили эти впечатлѣнія. „Послѣ долгаго странствованія въ мрачныхъ горныхъ мѣстностяхъ, окружающихъ подножіе вулкана Орисабы, до обнаженныхъ продольныхъ долинъ Тласкалы, отъ сѣвернаго берега Ріо Атойяка, видъ плодороднаго плоскогорія Чолулы показался необычайно ободряющимъ. Я часто наслаждался этимъ видомъ и представлялъ себѣ, что̀ должны были чувствовать испанцы, когда они увидали зеленѣющую плоскость, на которой, въ тѣни копаловыхъ деревьевъ, въ непривычныхъ для нихъ рамахъ агавовыхъ изгородей и маленькихъ полей широколиственнаго кошенильнаго кактуса, показались разсѣянныя группы большихъ зданій, скученныя на обширномъ и чистомъ горизонтѣ. Дѣйствительно, ослѣпленные этимъ видомъ, они могли вспомнить о лучшихъ красотахъ ихъ родины, тогда столь цвѣтущей, и впечатлѣніе, вызывавшееся въ нихъ природой, перенести невольно на несовершенныя созданія человѣчества“ (Банделье), — и на все человѣчество, можемъ мы прибавить. Безъ сомнѣнія, Тенохтитланъ, Тласкала, Тескоко и пр. вовсе не были такими большими городами и цвѣтущими государствами, какими они ихъ описывали.
Хроникеры, по словамъ которыхъ „рынокъ Тенохтитлана посѣщался ежедневно 60,000 человѣкъ“, или „каждый маленькій квадратъ почвы былъ тщательно обработанъ“, забываютъ, что плодородіе этихъ странъ есть лишь плодородіе цвѣтущихъ оазисовъ среди обнаженныхъ степей или пространствъ, покрытыхъ верескомъ. Численность населенія преувеличивалась; списки обращенныхъ въ христіанство, составлявшіеся миссіонерами, искажались невѣрностями. Первый епископъ Мексики Сумаррага въ 1531 году писалъ въ Толосу о 250,000 новокрещенныхъ; это число учетверилось въ позднѣйшихъ копіяхъ и перепечаткахъ. Друзья человѣчества искажали цифры первоначальнаго населенія, чтобы представить тѣмъ болѣе значительнымъ количество погибшихъ или уведенныхъ въ неволю. Но самъ Ласъ Казасъ надѣлилъ Тенохтитланъ милліономъ жителей; такимъ-же образомъ, преувеличивались богатство и власть правителей этихъ народовъ. Въ Кахамаркѣ до сихъ поръ еще показываютъ построенное изъ тесанныхъ кам-
