Онъ спросилъ, гдѣ мистеръ Весеньевъ, и подалъ ему маленькій конвертъ.
Весеньевъ, осунувшійся за эти дни, точно выдержавшій какую-то болѣзнь, отошелъ къ борту и прочиталъ слѣдующія строки:
«Я ждала того, что случилось, но, признаться, думала, что вы спросите, такъ ли я виновата, прежде чѣмъ написать, что я лживое созданіе... Я просто несчастное, нехорошее, но не лживое созданіе... И, клянусь, я васъ одноголюблю, хоть слушала и Блэка, и вашего друга... Спросите у него, онъ вамъ скажетъ... Простите меня и будьте счастливы... Надѣюсь, вы меня довольно презираете, что бы не просить васъ забыть несчастную и легкомысленную, но непорочную Джильду».
— Будетъ отвѣтъ, сэръ?
— Никакого.
— Такъ и сказать миссисъ Браунъ?
— Такъ и скажите.
«Какой отвѣтъ! Она опять лжетъ! — подумалъ Весеньевъ. — Вѣдь Оленичъ сказалъ ему, что она была его любовницей!»
И мучительное, злое чувство обиды и ревности опять сказалось съ прежней остротой.
Какъ онъ страдалъ, этотъ бѣдный, легкомысленный лейтенантъ! Эти дни онъ ходилъ, словно безумный, и серьезно думалъ о томъ, что жить не стоитъ. И когда Оленичъ, послѣ нанесеннаго оскорбленія, предложилъ бывшему своему другу аме-
