варивалъ... Такъ на «конвертѣ» и былъ въ одиночествѣ, вашескородіе... Понималъ, что ребята вовсе не терпѣли его, и онъ какъ какой-нибудь ненавистникъ всѣмъ былъ... А попалъ онъ въ скорости послѣ поступленія на службу къ капитанъ-арестанту Тузову. Можетъ, слышали, какой звѣрь былъ, вашескородіе! Во флотѣ всѣ знали.
— Слышалъ.
— Ну такъ у этого самаго капитана и была выучка Шитикову, да такая, что тамъ онъ и озлобился. Въ госпиталѣ пролежалъ отъ боя и порки. Карактерный былъ. Бросилъ послѣ того пить безъ разсудка, когда спускали на берегъ, и сталъ стараться, что бы изъ матросскаго положенія выбиться и сохранить свою шкуру. Изъ силъ выбивался и по службѣ, и по поведенію. Съ берега возвращался завсегда на своихъ ногахъ и ни боцманамъ, ни «унтерцерамъ» ни Божи ни, непокорное слово, что бы самому въ унтеры выдти. И къ этому онъ велъ линію. Молъ, лучше другихъ шлифовать, чѣмъ съ меня будутъ сдирать шкуру. А на «Нетрони» и капитанъ Левъ Иванычъ Тузовъ, и старшій офицеръ, Николай Васильичъ Долгій, были подъ масть. Два сапога пара. Обучали нашего брата по-старинному. Дня не проходило, что бы на бакѣ не стояло крика и стона... Я, вашескородіе, служилъ на «Нетрони» и не разъ кричалъ изъ-за линьковъ... Не приведи Богъ. Вы такого, прямо сказать, разбоя
