изъ-за отца... адмиралъ въ силѣ находился, тамъ отпору ему не было. Хорошо. И думали, ваше благородіе, что командиръ помаленьку къ должности своей пріобыкнетъ, а нашему брату лестно... Кроткій... Небойсь, слышалъ, баринокъ, какая тогда была флотская служба и на какихъ правахъ состоялъ матросъ? Такъ изволите понять, ежели голодному и вдругъ пища! Вовсе обезкураженному матросу и новый оборотъ жизни. Всталъ безъ страха и легъ спать не избитый и не драный. И былъ я, ваше благородіе, въ такихъ обнадеженныхъ мысляхъ, что душа взыграла... Радуюсь. Насъ, молъ, безправныхъ Богъ вспомнилъ... А надо вамъ обсказать, ваше благородіе, что до того я два года ходилъ марсовымъ на «Костенкинѣ» кораблѣ съ командиромъ Обуховымъ... Можетъ, слыхали? Въ прошломъ году его увольнили. Не срами, молъ, флота и получай пенсіонъ. Небойсь, и безъ живодерства матросъ не оконфузитъ.
— Слышалъ про Обухова... Говорятъ, былъ жестокій.
— То-то. Быкъ и есть. Такъ и звали его въ Кронштадтѣ, потому никакого въ немъ Божьяго разсудка, а въ родѣ бычьяго. Всего и отпущено ему было отъ Господа Бога. И когда онъ не находился въ понятіи и сидѣлъ въ каютѣ и марсалился — ничего себѣ: быкъ какъ быкъ, и вѣстовой очень даже обожалъ его. А ежели да ему войдетъ что въ башку, то хотя на ней колъ теши.
