бунтуетъ, ваше благородіе... Бунтуетъ и зло беретъ... Около меня Кошкинъ... Лица на ёмъ нѣтъ... Глаза ввалимшись и какъ уголья... И я ему; «Давай, Вась, соберемъ матросовъ и во фрунтъ... Дойдемъ до капитана... Пусть пойдетъ въ лазаретъ и увидитъ... Пусть освобонитъ насъ отъ «Копчика»! А Кошкинъ: «Не надо... Лучше, говоритъ, одному принять скрозь строй, чѣмъ всѣмъ. Небойсь, братцы, добромъ вспомнятъ!» — «Да ты что надумалъ, Вась?» Я сразу понялъпо его глазамъ, что Кошкинъ надумалъ. Ни слова не сказалъ и уже пошелъ прямо къ мостику, поднялся и, снявъ шапку, остановился передъ капитаномъ. Матросы такъ и ахнули... Ахнули и офицеры... Удивился и капитанъ. Однако сконфузился и съ укоромъ взглянулъ на «Копчика». Всѣ замерли на палубѣ.
Взволнованный Шняковъ на секунду примолкъ.
8.
— Только голосъ дрожалъ, когда матросикъ доложилъ капитану: «извольте, молъ, заглянуть, вашескородіе, въ лазаретъ, какъ запоролъ утромъ человѣка старшій офицеръ. И съ той поры, какъ вашескородіе обѣщали разобрать мою жалобу, старшій офицеръ нѣсколько денъ притихъ и послѣ сталъ еще болѣе тѣснить людей... Вы, молъ, обѣ-
