Одѣть какой-либо другой костюмъ при работѣ на солнцѣ немыслимо. Смертельная тоска написана на лицахъ дамъ отъ скуки, жары и корсетовъ, безжалостно какъ панцырями, стягивающихъ таліи ихъ обладательницъ. Въ широко растворенныя двери, ведущія въ залъ перваго класса, видно человѣкъ десять офицеровъ и инженеровъ, устроившихся около буфета. Кружки пива съ плавающими въ нихъ кусками искусственнаго льда, привозимаго поѣздами ивъ Асхабада, выпиваются и моментально же вновь наполняются услужливымъ армяниномъ-буфетчикомъ.
— Шибко торгуетъ буфетъ въ дни прихода поѣздовъ,—сообщаетъ намъ одинъ изъ знакомыхъ офицеровъ.
— Главная причина—адская жара, а тутъ ледъ къ услугамъ каждаго, ну и пьютъ, да еще не считаютъ дорогимъ 30 коп. за бутылку посредственнаго пива. А съ другой стороны прямо не знаешь, куда дѣваться отъ скуки. Идешь на вокзалъ съ надеждою, что хоть какое ни на есть новое лицо увидишь. Вѣдь скука здѣсь одуряющая. Занятія въ ротахъ окончились и не знаешь, куда себя пристроить. Читать въ такую жару лѣнь. Идти и жарко, да и некуда. Вотъ изо-дня въ день и валяешься на кровати или на полу своей комнаты. Мысли въ головѣ ни одной. Томленіе какое-то. И что бы вы думали, къ этому состоянію привыкаешь; втягиваешься въ него до того, что по прошествіи 3—4 лѣтъ уже ничто не интересуетъ. Для молодого офицера Кушка съ ея жизнью такое болото, изъ котораго не выбе-
Одеть какой-либо другой костюм при работе на солнце немыслимо. Смертельная тоска написана на лицах дам от скуки, жары и корсетов, безжалостно, как панцирями, стягивающих талии их обладательниц. В широко растворенные двери, ведущие в зал первого класса, видно человек десять офицеров и инженеров, устроившихся около буфета. Кружки пива с плавающими в них кусками искусственного льда, привозимого поездами ив Асхабада, выпиваются и моментально же вновь наполняются услужливым армянином-буфетчиком.
— Шибко торгует буфет в дни прихода поездов, — сообщает нам один из знакомых офицеров. — Главная причина — адская жара, а тут лед к услугам каждого, ну и пьют, да еще не считают дорогим тридцать копеек за бутылку посредственного пива. А с другой стороны, прямо не знаешь, куда деваться от скуки. Идешь на вокзал с надеждою, что хоть какое ни на есть новое лицо увидишь. Ведь скука здесь одуряющая. Занятия в ротах окончились и не знаешь, куда себя пристроить. Читать в такую жару лень. Идти и жарко, да и некуда. Вот изо дня в день и валяешься на кровати или на полу своей комнаты. Мысли в голове ни одной. Томление какое-то. И что бы вы думали, к этому состоянию привыкаешь; втягиваешься в него до того, что по прошествии трех-четырех лет уже ничто не интересует. Для молодого офицера Кушка с ее жизнью такое болото, из которого не выбе-
