12-го апрѣля. Во время класса много шумѣли; половина учениковъ не знала урока.
13-го апрѣля. Нѣтъ, я вижу, что нужно быть строже. Всего человѣкъ десять или пятнадцать приготовили заданный урокъ. Неужели я обманулся въ своихъ надеждахъ?
15-го. Ученики 4-го класса рѣшительно ничего не знали. Я былъ принужденъ отослать двухъ шалуновъ къ главному надзирателю.
16-го. Нѣтъ, повидимому, опять приходится ставить баллы.
Разочарованіе.
29-го апрѣля. Директоръ сказалъ мнѣ сегодня:
— Густавъ Александровичъ, ученики ваши жалуются на васъ; они говорятъ, что вы несправедливы.
— Несправедливъ! А я еще воображалъ себя вполнѣ безпристрастнымъ!
Но вотъ три ученика увѣряютъ меня, что они отлично отвѣчали урокъ, но что вы все-таки имъ поставили не больше 3.
— Правда, что они урокъ отвѣтили очень хорошо и совершенно машинально; что-же касается до того, что я имъ объяснялъ наканунѣ изустно, и что они обязаны были-бы запомнить, они не могли мнѣ сказать ничего; они даже сами не могли мнѣ привести ни одного примѣра, и опираясь только на то, что этого нѣтъ ни въ книгахъ, ни въ тетрадкахъ. При томъ-же, отвѣтивъ урокъ, они не обращали ни малѣйшаго вниманія на объясненія, которыя я дѣлалъ въ видѣ дополненія къ уроку. Вотъ почему я считалъ себя въ правѣ уменьшить ихъ баллы, въ особенности послѣ возраженія, которое мнѣ сдѣлалъ Чижовъ.
— А что онъ вамъ сказалъ?
— Онъ мнѣ сказалъ, что я не смѣю этого дѣлать, потому что онъ хорошо отвѣтилъ урокъ, что остальное не задано, и что пойдетъ къ вамъ жаловаться, господинъ директоръ.
— Въ самомъ дѣлѣ, Густавъ Александровичъ, они не совсѣмъ неправы, потому что баллы, которые вы имъ ставите, должны собственно означать, какъ они знали заданный урокъ.
— А ежели они кромѣ заданнаго урока не запомнили ни одного изустнаго объясненія, если они невнимательны, или шумятъ, разговариваютъ во время урока?
12-го апреля. Во время класса много шумели; половина учеников не знала урока.
13-го апреля. Нет, я вижу, что нужно быть строже. Всего человек десять или пятнадцать приготовили заданный урок. Неужели я обманулся в своих надеждах?
15-го. Ученики 4-го класса решительно ничего не знали. Я был принужден отослать двух шалунов к главному надзирателю.
16-го. Нет, по-видимому, опять приходится ставить баллы.
Разочарование
29-го апреля. Директор сказал мне сегодня:
— Густав Александрович, ученики ваши жалуются на вас; они говорят, что вы несправедливы.
— Несправедлив! А я еще воображал себя вполне беспристрастным!
Но вот три ученика уверяют меня, что они отлично отвечали урок, но что вы всё-таки им поставили не больше 3.
— Правда, что они урок ответили очень хорошо и совершенно машинально; что же касается до того, что я им объяснял накануне изустно, и что они обязаны были бы запомнить, они не могли мне сказать ничего; они даже сами не могли мне привести ни одного примера, и опираясь только на то, что этого нет ни в книгах, ни в тетрадках. При том же, ответив урок, они не обращали ни малейшего внимания на объяснения, которые я делал в виде дополнения к уроку. Вот почему я считал себя в праве уменьшить их баллы, в особенности после возражения, которое мне сделал Чижов.
— А что он вам сказал?
— Он мне сказал, что я не смею этого делать, потому что он хорошо ответил урок, что остальное не задано, и что пойдет к вам жаловаться, господин директор.
— В самом деле, Густав Александрович, они не совсем неправы, потому что баллы, которые вы им ставите, должны собственно означать, как они знали заданный урок.
— А ежели они кроме заданного урока не запомнили ни одного изустного объяснения, если они невнимательны, или шумят, разговаривают во время урока?