ахъ! тогда и любовь моя также быстро убѣжитъ отъ тебя». —
Тутъ жизнь задумчиво оглянулась кругомъ и тихо сказала: «О, Заратустра, ты недостаточно вѣренъ мнѣ!
Ты любишь меня далеко не такъ сильно, какъ говоришь; я знаю, ты думаешь о томъ, что ты хочешь скоро покинуть меня.
Существуетъ еюарыЯ, тяжелый, очень тяжелый колоколъ-ревунъ: онъ реветъ по ночамъ вплоть до самой пещеры твоей: —
когда ты слышишь, какъ этотъ колоколъ въ полночь бьетъ часы, ты думаешь между часомъ и двѣнадцатью о томъ —
ты думаешь о томъ, о, Заратустра, я знаю это, что ты хочешь скоро покинуть меня!» —
«Да, отвѣчалъ я въ нерѣшимости, но ты знаешь также». — И я сказалъ ей нѣчто на ухо, прямо въ ея спутанныя, желтыя, безумныя пряди волосъ.
«Ты знаешь это, о, Заратустра? Этого никто не знаетъ». —
И мы смотрѣли другъ на друга и бросали свои взоры на зеленый лугъ, по которому только что пробѣжала вечерняя прохлада, и оба мы плакали, — И въ тотъ разъ жизнь была мнѣ милѣе, чѣмъ когда-либо вся мудрость моя».
Такъ говорилъ Заратустра.
0, другъ, вникай!
ах! тогда и любовь моя также быстро убежит от тебя». —
Тут жизнь задумчиво оглянулась кругом и тихо сказала: «О, Заратустра, ты недостаточно верен мне!
Ты любишь меня далеко не так сильно, как говоришь; я знаю, ты думаешь о том, что ты хочешь скоро покинуть меня.
Существует еюарыЯ, тяжелый, очень тяжелый колокол-ревун: он ревет по ночам вплоть до самой пещеры твоей: —
когда ты слышишь, как этот колокол в полночь бьет часы, ты думаешь между часом и двенадцатью о том —
ты думаешь о том, о, Заратустра, я знаю это, что ты хочешь скоро покинуть меня!» —
«Да, отвечал я в нерешимости, но ты знаешь также». — И я сказал ей нечто на ухо, прямо в её спутанные, желтые, безумные пряди волос.
«Ты знаешь это, о, Заратустра? Этого никто не знает». —
И мы смотрели друг на друга и бросали свои взоры на зеленый луг, по которому только что пробежала вечерняя прохлада, и оба мы плакали, — И в тот раз жизнь была мне милее, чем когда-либо вся мудрость моя».
Так говорил Заратустра.
0, друг, вникай!
