страданія были какія-то неожиданныя, безсмысленныя и безнадежныя.
— Я все знаю, Володя, — сказала она, наконецъ.
При первыхъ звукахъ ея голоса мнѣ стало легче. Но словъ ея я не понялъ.
— Ты о чемъ? — спросилъ я съ усиліемъ.
— Говорю тебѣ — я все знаю и все поняла. Ты влюбленъ. Ага! это должно было придти, говорятъ. Но я говорю — нѣтъ, не должно. Нѣтъ, не можетъ! Я въ это силы свои положила, и ты не уйдешь!
Я съ отчаяніемъ и тупостью смотрѣлъ на ея безуміе. Я испугался ея злобы, но не жалѣлъ ея.
— Да о чемъ ты, скажи хоть слово! Я не могу понять.
Она успокоилась немного и продолжала тише:
— Ты любишь Марѳу Кореневу. Я знаю, что вы видитесь въ саду. Ты ходишь, какъ безумный. Не желаешь ли жениться на ней? Къ сожалѣнію, не могу отъ тебя скрыть, твоя возлюбленная со странностями. Распущена съ дѣтства и чудитъ. Или дурочка, или ужъ черезчуръ умна. Берегись! И напрасно ты молчалъ. Я вѣдь все знаю.
Мысли перепутались y меня въ головѣ, языкъ не повиновался. Я люблю Марту? Да быть же не можетъ! Я хочу на ней жениться? Я — жениться? Нѣтъ, или кто-нибудь изъ насъ сумасшедшій, или всѣ сумасшедшіе. Я сталъ говорить, запинаясь, путаясь, самъ себя не понимая. Говорилъ о садѣ, о веснѣ, о яблоняхъ, о Мартѣ, и что Марта для меня — ожившій садъ, тоже, — что небо и вѣтеръ...
