мѣсяцемъ, становились все выше, все дальше и холоднѣе.
Мнѣ было страшно и жутко. Я ждалъ чего-то, весь ушелъ въ это ожиданіе. Марта не смотрѣла на меня. Ей было холодно. Она подвинулась ко мнѣ, я безсознателыю обнялъ ее, просто, чтобъ быть ближе и вмѣстѣ ждать.
— Надо спокойнѣе, спокойнѣе, — проговорила Марта, положивъ блѣдную руку на мою. — Мы не должны волноваться. Мы должны такъ тихо, совсѣмъ тихо ждать. Безъ тишины въ душѣ нельзя быть близкими ей.
Я понялъ, что она хотѣла сказать — «природѣ».
— A мы будемъ близки, правда, мы будемъ? — продолжала она торопливо, заглядывая мнѣ въ глаза. — И я, и ты, мы оба — съ ней вмѣстѣ...
Никогда больше, никогда сильнѣе я не чувствовалъ, что я — « съ ней вмѣстѣ», и что въ этомъ счастье, если это можетъ длиться.
Какой-то новый, неясный запахъ дошелъ до насъ. Мы оба сразу его услышали и оба вмѣстѣ поняли черезъ минуту, откуда онъ.
— Первый цвѣтокъ распустился, — сказала Марта. — Оставь, не смотри на него. Погоди, сейчасъ другіе...
Она говорила шопотомъ, но торжественно и серьезно, и крѣпче прижималасъ ко мнѣ. Я хотѣлъ что-то сказать, но она шепнула: «ни слова»... — и посмотрѣла умоляюще. Я замолчалъ — и радъ былъ молчать. Мнѣ больше ничего не хотѣлось, кромѣ того, что было. Я думаю, зто и