Страница:Н. В. Гоголь. Речи, посвященные его памяти... С.-Петербург 1902.djvu/59

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница выверена

думы кобзарей — и о Самойлѣ Кишкѣ и о Марусѣ Богуславкѣ, о трехъ братьяхъ, бѣжавшихъ изъ Азова, и цѣлый рядъ другихъ думъ, обрисовывающихъ вѣкъ борьбы славнаго лыцарства запорожскаго за вѣру и народность. Живы были у всѣхъ въ памяти и пѣсни о недавно минувшихъ гайдамацкихъ войнахъ.

Гоголь, будучи ученикомъ Нѣжинскаго Лицея, любилъ бродить по базару; — и до сихъ поръ рѣдкій базаръ, ярмарка въ Малороссіи обходятся безъ пѣнія старцевъ, трогающаго подъ-часъ и самую загрубѣлую, черствую душу. Да и въ усадьбу Гоголей не разъ, вѣроятно, заходили кобзари и лирники потѣшить пановъ и получить себѣ подачку на пропитаніе.

Вотъ тотъ источникъ, изъ котораго объясняется многое въ «Тарасѣ Бульба» и «Страшной мести».

Малорусскія думы, слѣды которыхъ восходятъ до XVI вѣка, сложились, относительно формы, подъ вліяніемъ школьной литературы. И, если эта литература была блѣдна, давала мало живыхъ отраженій народнаго настроенія и внутренней жизни, то въ думахъ, наоборотъ, мы находимъ почти полную исторію героической и многострадальной Украйны XVI—XVIII вѣковъ, какъ она отразилась въ народномъ пониманіи и прошла сквозь призму его поэтическаго творчества. И Гоголь это глубоко чувствовалъ. «Всѣ думы и особенно повѣсти бандуристовъ ослѣпительно хороши», пишетъ онъ И. И. Срезневскому[1]. «Я къ нашимъ лѣтописямъ охладѣлъ, напрасно силясь въ нихъ отыскать то, что̀ хотѣлъ бы отыскать»… «Я недоволенъ польскими историками, они очень мало говорятъ объ этихъ (казацкихъ) подвигахъ… И потому-то каждый звукъ пѣсни мнѣ говоритъ живѣе о протекшемъ, нежели наши вялыя и короткія лѣтописи…

Во многихъ мѣстахъ своего «Тараса Бульбы» и другихъ повѣстяхъ Гоголь пользуется почти буквально народнымъ преданіемъ и думами, которыя передаетъ съ незначительной перефразировкой. Пособіемъ здѣсь служили ему сначала память, опи-

  1. Письма, изд. Шенрока, I, 278.
Тот же текст в современной орфографии

думы кобзарей — и о Самойле Кишке и о Марусе Богуславке, о трех братьях, бежавших из Азова, и целый ряд других дум, обрисовывающих век борьбы славного лыцарства запорожского за веру и народность. Живы были у всех в памяти и песни о недавно минувших гайдамацких войнах.

Гоголь, будучи учеником Нежинского Лицея, любил бродить по базару; — и до сих пор редкий базар, ярмарка в Малороссии обходятся без пения старцев, трогающего подчас и самую загрубелую, черствую душу. Да и в усадьбу Гоголей не раз, вероятно, заходили кобзари и лирники потешить панов и получить себе подачку на пропитание.

Вот тот источник, из которого объясняется многое в «Тарасе Бульба» и «Страшной мести».

Малорусские думы, следы которых восходят до XVI века, сложились, относительно формы, под влиянием школьной литературы. И, если эта литература была бледна, давала мало живых отражений народного настроения и внутренней жизни, то в думах, наоборот, мы находим почти полную историю героической и многострадальной Украйны XVI—XVIII веков, как она отразилась в народном понимании и прошла сквозь призму его поэтического творчества. И Гоголь это глубоко чувствовал. «Все думы и особенно повести бандуристов ослепительно хороши», пишет он И. П. Срезневскому[1]. «Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел бы отыскать»… «Я недоволен польскими историками, они очень мало говорят об этих (казацких) подвигах… И потому-то каждый звук песни мне говорит живее о протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи…

Во многих местах своего «Тараса Бульбы» и других повестях Гоголь пользуется почти буквально народным преданием и думами, которые передает с незначительной перефразировкой. Пособием здесь служили ему сначала память, опи-

  1. Письма, изд. Шенрока, I, 278.