температурѣ воздуха, и расходились; словомъ, у всякаго было свое занятіе, а между тѣмъ тѣснота и духота такая что всѣ были внѣ себя отъ восхищенія. Я также былъ занятъ: къ чрезвычайному моему удивленію и радости, отъ тѣсноты—, или такъ, по случаю,—мнѣ удалось прижать къ углу какого-то господина который только что проигралъ 12 робертовъ(?) сряду; и я въ утѣшеніе принялся разсказывать ему: о походѣ Наполеопа въ 1812 году, объ убіеніи Димитрія Царевича, о монументѣ Минину и Пожарскому, и говорилъ такъ краснорѣчиво, что у моего слушателя отъ удовольствія сдѣлались судороги и глаза его невольно стали поворачиваться со стороны на сторону; ободренный успѣхомъ, я готовъ уже былъ приступить къ разбору Несторовой Лѣтописи, когда къ намъ приблизился почтенный старецъ: высокаго роста, полный, но блѣдный, въ синемъ фракѣ, съ впалыми глазами, съ величественнымъ на лицѣ выраженіемъ,—приблизился, схватилъ моего товарища за руку и тихо, таинственнымъ голосомъ произнесъ: „¿вы играете по пятидесяти?“ Едва онъ
