— Знай, мальчуганъ, что я никогда не позволяю подсматривать или подслушивать за мной въ замочную скважину.
Я ушелъ въ буфетъ и сталъ прислушиваться, надѣясь услышать хотя что-нибудь изъ ихъ разговора. Первое время до меня доносилось только одно шушуканье. Потомъ голоса стали возвышаться и мнѣ удалось различить нѣсколько отдѣльныхъ словъ. То были все больше крѣпкія слова, вылетавшія изъ капитанскихъ устъ.
— Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ! Сказано, нѣтъ! — вскричалъ вдруг капитанъ, разражаясь гнѣвомъ. — Ступайте вы всѣ на висѣлицу!
Посыпался цѣлый градъ крѣпкихъ словъ, зазвенѣла разбитая посуда, полетѣли на полъ стулья, столы, затѣмъ звякнула сталь, раздался крикъ боли и мимо меня промчался съ кортикомъ въ рукѣ и съ окровавленнымъ плечомъ Черный Песъ, спасаясь отъ ярости капитана, который гнался за нимъ тоже съ кортикомъ. Видя, что ему не догнать своего противника, уже вбѣжавшаго въ дверь, капитанъ бросилъ ему вслѣдъ кортикъ, мѣтясь прямо въ голову, но къ счастію не попалъ. Кортикъ задѣлъ за нашу огромную вывеску Адмиралъ Бенбо, которая таким образомъ приняла на себя ударъ, назначавшійся Черному Псу. На вывѣскѣ навсегда остался знакъ, а раненый невредимо выбѣжалъ на улицу.
Драка кончилась. Бѣглецъ пустился бѣжать по дорогѣ во всѣ лопатки и скоро скрылся за мостомъ на поворотѣ. Капитанъ стоялъ у дверей и тупо глядѣлъ на поврежденную имъ вывѣску. Постоявъ еще немного, онъ протеръ себѣ глаза и вернулся въ домъ.
— Джимъ, — приказалъ онъ мнѣ, — рому!
Я замѣтилъ, что онъ пошатнулся и придержался за стѣнку, чтобы не упасть.
— Вы ранены, капитанъ! — вскричал я.
— Рому! — повторилъ онъ . — Я сейчасъ уѣзжаю отсюда… Рому мнѣ!.. Рому!
Я побѣжалъ за ромомъ, но у меня такъ дрожали руки, что я разбилъ стаканъ. Не успѣлъ я налить второй, какъ въ залѣ послышалось паденіе тѣла. Прибѣжавъ туда, я увидалъ, что капитанъ лежитъ на полу.
Тѣмъ временемъ матушка моя тоже услыхала шумъ и драку и поспѣшила сойти съ лѣстницы въ залу. Она помогла мнѣ поднять капитана. Мы замѣтили, что онъ дышетъ тяжело и хрипитъ. Глаза у него были закрыты, лицо посинѣло.
— Знай, мальчуган, что я никогда не позволяю подсматривать или подслушивать за мной в замочную скважину.
Я ушёл в буфет и стал прислушиваться, надеясь услышать хотя что-нибудь из их разговора. Первое время до меня доносилось только одно шушуканье. Потом голоса стали возвышаться и мне удалось различить несколько отдельных слов. То были всё больше крепкие слова, вылетавшие из капитанских уст.
— Нет, нет и нет! Сказано, нет! — вскричал вдруг капитан, разражаясь гневом. — Ступайте вы все на виселицу!
Посыпался целый град крепких слов, зазвенела разбитая посуда, полетели на пол стулья, столы, затем звякнула сталь, раздался крик боли и мимо меня промчался с кортиком в руке и с окровавленным плечом Чёрный Пёс, спасаясь от ярости капитана, который гнался за ним тоже с кортиком. Видя, что ему не догнать своего противника, уже вбежавшего в дверь, капитан бросил ему вслед кортик, метясь прямо в голову, но к счастью не попал. Кортик задел за нашу огромную вывеску Адмирал Бенбо, которая таким образом приняла на себя удар, назначавшийся Чёрному Псу. На вывеске навсегда остался знак, а раненый невредимо выбежал на улицу.
Драка кончилась. Беглец пустился бежать по дороге во все лопатки и скоро скрылся за мостом на повороте. Капитан стоял у дверей и тупо глядел на поврежденную им вывеску. Постояв ещё немного, он протёр себе глаза и вернулся в дом.
— Джим, — приказал он мне, — рому!
Я заметил, что он пошатнулся и придержался за стенку, чтобы не упасть.
— Вы ранены, капитан! — вскричал я.
— Рому! — повторил он . — Я сейчас уезжаю отсюда… Рому мне!.. Рому!
Я побежал за ромом, но у меня так дрожали руки, что я разбил стакан. Не успел я налить второй, как в зале послышалось падение тела. Прибежав туда, я увидал, что капитан лежит на полу.
Тем временем матушка моя тоже услыхала шум и драку и поспешила сойти с лестницы в залу. Она помогла мне поднять капитана. Мы заметили, что он дышит тяжело и хрипит. Глаза у него были закрыты, лицо посинело.
