носитъ ее къ V- му столѣтію по Р. Х., считая и этотъ срокъ слишкомъ древнимъ, весьма вѣроятно, однакожъ, что первую идею Стрыйковскій все-таки извлекъ изъ русскихъ лѣтописей, составленныхъ въ XV-мъ вѣкѣ.
И такъ: первая повѣсть — Публій-Либонъ; отсюда, слитіемъ одинаковаго звука, Публибонъ, а оттуда Палемонъ — путешествуетъ изъ Этруріи въ Литву, за 50 лѣтъ до Р. Х.
Вторая повѣсть, найденная въ литовско - русскихъ лѣтописцахъ[1]. Палемонъ прибываетъ въ Литву, скрываясь отъ гоненій Нерона, въ 57 году по Р. Х. Разница во времени съ первою на цѣлый вѣкъ.
Третья повѣсть, записанная въ брестовицкой лѣтописи, относить эпоху прибытія Палемона въ Литву къ V-му столѣтію по Р. Х., ко временамъ нашествія Аттилы. Это преданіе Стрыйковскій опровергаетъ, потому что не въ состояніи примѣнить къ нему своего открытія во Флорѣ о Публіѣ Либонѣ, и сверхъ того желая какъ можно далѣе въ глубь вѣковъ отодвинуть предковъ литовскаго дворянства, что собственно и было цѣлью его литературной дѣятельности. Длугошевскаго Виліуса онъ почти вовсе пропустилъ и дѣльно замѣтилъ, что во времена Аттилы въ Италіи господствовала уже христіанская вѣра, которую принесли бы съ собою въ Литву спутники Палемона.
Кто же не видитъ изъ всѣхъ этихъ повѣстей, что онѣ суть чистыя предположенія, устроенныя для объясненія какогото неяснаго преданія, ходившаго въ народѣ?
Повѣствованіе объ эмиграцій Итальянцевъ есть произведеніе какого-то русскаго лѣтописца, жившаго въ ХV-мъ столѣтіи, и основывавшагося на народномъ преданіи. Въ исходѣ того столѣтія жилъ Длугошъ; онъ зналъ это сказаніе, но не совсѣмъ ему вѣрилъ, также какъ и компиляторъ его Мѣховита.
Кояловичъ, передѣлывая Стрыйковскаго, силился нѣсколько исправить эту басню и сдѣлать ее, по своему, болѣе похожею на правду, совершенно же ее отбросить не смѣлъ, ибо замѣчалъ въ языкѣ и религіи Литовцевъ слѣды латинскаго влі-
- ↑ Это опять выраженіе по польской системѣ: нужно поставить бѣлорусскихъ. Прим. перев.
