рѣшилось бы довѣриться въ этомъ дѣлѣ еретику? Если же предполагалось переводить „свѣтскія“ книги, то почему эти столь важныя лица должны были присматривать за такимъ сравнительно ничтожнымъ дѣломъ, какъ переводъ? Не слѣдуетъ позабывать при этомъ, что не всѣ эти мннмые контролеры знали иностранные языки.
8) Странно также извѣстіе въ разсказѣ Ніенштедта, что библіотека хранилась въ какихъ-то подвалахъ подъ землей и что ее не открывали болѣе ста лѣтъ. На самомъ дѣлѣ послѣдняго не могло быть. Если рукописи были привезены Софьею (1472 г.), то какимъ образомъ онѣ не видали свѣта Божьяго болѣе ста лѣтъ, когда до разсказываемаго Ніенштедтомъ событія со дня доставки ихъ въ Москву не прошло еще 100 лѣтъ? Кромѣ того если, какъ обыкновенно предполагаютъ, Максиму греку Толковая псалтырь для перевода дана была изъ царской книгохранительницы, то мы имѣемъ положительное свидѣтельство, что она была открываема лѣтъ за 50 до описываемаго Ніенштедтомъ осмотра Веттерманомъ.
Всѣ эти недоумѣнія и несообразности и заставляютъ не додовѣрять повѣствованію Ніенштедта, видѣть въ немъ особый сочиненный разсказъ, сильно разукрашенный фантазіей его автора.
Выше я приводилъ отзывъ проф. Форстена, считающаго Ніенштедта „наименѣе достовѣрнымъ изъ всѣхъ ливонскихъ лѣтописцевъ“, а трудъ его — наполненнымъ ошибками. И въ виду такого общаго характера сей хроники, и частностей настоящаго разсказа, мы имѣемъ основаніе прежде всего предполагать, что разсказъ этотъ записанъ Ніенштедтомъ не вполнѣ точно, не такъ, какъ ему передавалъ его Веттерманъ. Первый слышалъ его отъ послѣдняго въ 1570—1571 гг., слѣд. лѣтъ за 30 до записи, такъ что возможно, что за этотъ періодъ времени Ніенштедтъ (будучи 64 лѣтъ отъ роду) кое-что позабылъ, а кое-что излагаетъ невѣрно, прибавляетъ отъ себя. Свидѣтельство не совсѣмъ точной передачи находимъ въ самомъ этомъ разсказѣ, именно въ передачѣ именъ и фамилій дьяковъ: Ніенштедтъ почти ни одной фамиліи не передалъ правильно и ошибся въ имени дьяка (Андрей Солканъ, Никита Высро-
