Соколов. — Вам приходилось беседовать по вопросу о том, что члены Государственной Думы отрицательно относятся к действиям правительства?
Штюрмер. — Она меня сама не поощряла в таких разговорах, потому что все-таки она императрица и все-таки это дела такие, которые касаются государя, и я не заметил, чтобы я находил его мысли в ее словах.
Соколов. — Не только, среди общественного лагеря, но и среди правительственных деятелей были разные течения, одни более благоприятные — народного представительства, другие менее благоприятные. Одни консервативные, другие прогрессивные. Каким течениям, среди государственных деятелей, сочувствовала молодая императрица?
Штюрмер. — Она не то что сочувствовала одним и не сочувствовала другим, ее волновало, когда говорили слишком сильно и делали нападки на правительство. Но не было принципа, которого она бы держалась, правого или левого взгляда, она в это не входила, но, если бывали какие-нибудь выступления, слова слишком резкие, тяжелые, это встречало ее неудовольствие.
Соколов. — Значит, вам приходилось говорить, что Государственная Дума так или иначе, более резко или более мягко реагирует на правительственную деятельность?
Штюрмер. — Критикует. Она была недовольна резкой критикой.
Соколов. — Как она относилась к вопросу о том, как добиться, чтобы этой резкой критики не было?
Штюрмер. — Я помню один случай, когда мне пришлось сказать, что во Франции и Англии, которые более культурные государства, бывают еще более резкие выходки.
Соколов. — Были разговоры по поводу выступления первого ноября, когда были резкие нападки по вашему адресу?
Штюрмер. — Она щадила меня, потому что выступления были настолько неверные. Конечно, я сам об этом не говорил. Она о себе — что там говорилось, — не упоминала.
Соколов. — Вы так чувствовали, или это ваше умозаключение, что она не касалась этой темы? Тогда не возникал вопрос, что тем министрам следует выйти в отставку, что следует подчиниться общественному мнению, или, наоборот, она не говорила, чтобы Государственная Дума подчинилась взглядам правительства?
Штюрмер. — Само собой, было. Когда это было, я сейчас же поставил вопрос, что я справиться не могу. Я даже поставил его раньше, когда не открылась Дума и когда председатель Государственной Думы Родзянко был у меня (я лежал с больной ногой).
Соколов. — Вы говорите о вашем отношении, а отношение императрицы?
Штюрмер. — Я говорил, что не могу оставаться.
