с Распутиным и Вырубовой, и должно было состояться назначение. Он даже приезжал в тот самый день. Я знал об этом. Я приехал к старику, к которому я питал уважение, как бывший крестьянский деятель, воспитанный на крестьянских законах и разъяснениях его; я ему сказал: «Вы мне не верите, но сегодня поезжайте на вокзал, Штюрмер, одетый в мундир, поедет к государю». «Это он едет по другому делу, он мне говорил, по делу обер-прокурора святейшего синода. Я сегодня буду у государя». И такой самодовольный. Я знал старика. Он, действительно, после этого просидел у государя 20 минут и вернулся оттуда уже не председателем. Увидя его, я сказал: «Я был прав, зачем вы не послушались?»
Председатель. — Вы были в курсе?
Белецкий. — При мне назначение Штюрмера состоялось.
Председатель. — Вы через кого-нибудь узнали?
Белецкий. — Я знал от Манасевича, из филерских наблюдений о том, где был Распутин, где был Штюрмер, где были свидания с ним.
Председатель. — То-есть, когда были свидания его с фрейлиной Никитиной в Петропавловской крепости?
Белецкий. — Нет, когда Штюрмера назначение состоялось. Они видались на второй квартире Распутина.
Председатель. — У Лермы?
Белецкий. — Да, если это вам известно, у Лермы, Бассейная 35.
Председатель. — Но ведь Горемыкин был тоже близок с Распутиным?
Белецкий. — Да, он с Распутиным был близок. Я даже вам опишу одно письмо, которое удалось изловить, письмо, где он канцлером его проводил. Т.-е. не проводил. Письмо осталось, оно было похищено. По некоторым соображениям, вы, быть может, не запишите фамилии того лица, которое я назову.
Председатель. — Продолжайте чтение.
Белецкий. — (Читает). «Как только назначение А. Н. Хвостова состоялось, на первом докладе его как министра, было им испрошено согласие у государя на мое назначение, и до опубликования я официально не вступал в должность, фактически уже приступив к ознакомлению с делами, так как безотлучное мое нахождение при А. Н. Хвостове, который мало знал состав министерства и обстановку министерского обихода, само собой ясно подчеркивало близость моего назначения. Только тогда, когда уже было испрошено обо мне высочайшее повеление, я передал об этом жене, и должен был сознаться ей о моем знакомстве с Распутиным, и не скажу, чтобы я ей этим доставил удовлетворение, так как она, зная мою доверчивость к людям, мою наклонность увлекаться, слабость и неуравновешенность моего характера, высказала мне много соображений, которые мне тогда, под влиянием жажды
