как мне говорили, и Никитина (фрейлина), которая постоянно бывала у Штюрмеров и лечила ему глаза и больную руку. Я думаю, что Мануйлов, который до своего процесса состоял при Штюрмере, тоже держался при нем для той же цели, так как долгое время ему была поручена охрана Распутина (я это знаю от Белецкого), и Распутин за Мануйлова всегда заступался. Мануйлов хотел устроить особую разведку при Штюрмере, состоящую, кажется, под его руководством. Это не было осуществлено, так как либо Штюрмер ушел, либо, вернее, случился процесс Мануйлова, но записка Мануйлова по этому делу существовала в бытность Б. В. Штюрмера министром внутренних дел. (Мне говорил об этом Гурлянд.) Повидимому, Мануйлов имел касательство и к контрразведке. При Штюрмере было почти решено назначение полковника Резанова директором департамента полиции; я слышал, что Мануйлов об этом говорил, как о своем совете Штюрмеру. Процесс Мануйлова без предупреждения и его совета Штюрмер считал выпадом лично против себя, и он устроил уход генерала Климовича (совпало с моим назначением) и очень обращал мое внимание на Степанова, как на человека, которому вполне доверяться нельзя и пьющего вино. О Степанове он говорил и царю. Когда Степанов забыл дать мне копию с бумаги, полученной из генерального штаба по поводу съезда «докторов», на который будто бы должен был ехать Мануйлов, — я хотел эту копию показать Штюрмеру. Когда я уже недовольный его забывчивостью дня через два, после ответа Степанова (что дело к мин. вн. дел не относится, прислано по ошибке и что эти дела ведутся самостоятельно в особом отделе, и речь идет не о Мануйлове, а о каком-то другом лице) рассказал Штюрмеру это дело, он мне ответил: «вот видите, я вас предупреждал — непременно возьмите другого товарища». После этого я перестал отстаивать Степанова, который вскоре получил сенатора; таким образом, м-ство вн. дел лишилось двух опытных людей — Климовича и Степанова — при министре без опыта. У Штюрмера постоянно бывал член гос. совета Охотников, которого он будто бы проводил в министры финансов. После своего ухода Штюрмер в Царское Село уже не ездил, насколько знаю, хотя к нему отношение со стороны царицы и царя было доброе.
Во время моей болезни Бадмаев однажды спросил меня, когда мне было получше, может ли он привести ко мне Распутина. Я согласился, не желая его обидеть, хотя тогда был настроен враждебно к свиданию с Распутиным, против которого я действовал в 3-й Думе. Распутин пробыл у меня довольно долго, — думаю, полчаса и произвел на меня не то впечатление, которого я ожи-
