могу, но, может быть, при содействии Шингарева и других участников вспомню. Я долго помнил эти конкретные выражения; может быть, они где-нибудь у меня записаны.
Председатель. — А у вас нет партийной записи ваших речей и речей других ораторов?
Милюков. — Нет.
Председатель. — Горемыкин присутствовал?
Милюков. — Да, и ответил очень несложно после речи Шингарева, сказав всего несколько слов… Речь Маклакова произвела отвратительное впечатление не только на нас, но и на присутствовавших министров. Путем частных записок произошло сношение через председателя Думы с Горемыкиным: ему объяснили, что получилась неприятная картина и что он должен что-нибудь сказать… В результате этих сношений, путем записок, он сказал несколько слов: какую-то примирительную фразу, что он примет это все во внимание; а в ответ на мое требование об автономии Польши он сказал, что проект будет внесен. Это единственный пункт, на который он ответил в положительном смысле. Этим его участие и ограничилось…
Председатель. — Кто еще из министров был на этом заседании?
Милюков. — Был Кривошеин, и я помню, что он был очень шокирован… Вероятно, был морской министр Григорович. Министры так часто менялись, что трудно восстановить, кто был тогда…
Председатель (наводит справку). — Я могу, вам сказать, кто тогда был: Горемыкин, Харитонов, Маклаков, Щегловитов, Сухомлинов, Григорович, Сазонов, Барк.
Иванов. — А кто присутствовал из видных членов Государственной Думы?
Милюков. — Очень многие были. Это было довольно обширное собрание: полуциркульный зал Думы был весь полон…
Председатель. — Если вы уже кончили характеристику этот закрытого заседания, то мы, быть может, вернемся к сессии 27—29 января 1915 года. Позвольте вам поставить вопрос, чей объясняется, что эта сессия была такая короткая, — желанием самой Думы или желанием правительства?
Милюков. — В тот момент мы еще не настаивали на длительных сессиях; мы стали настаивать на этом после. Что первая сессия была однодневная, — мы в этом не находили ничего дурного. Но эта вторая сессия, несомненно, разочаровала своей кратковременностью общественное мнение. Мы тогда не очень еще настаивали на ее длительности, потому что это был первый момент нашего расхождения с правительством и мы еще старались сохранить внешний вид мирных отношений; но для следующей сессии мы уже поставили наши требования.
