указания. В частности я имел один случай видеть неблаговоление ко мне императрицы Александры Федоровны. Это было через месяц, если не ошибаюсь, 17-го октября. Я приехал в ставку с очередным докладом, с особым разрешением, которое у меня было. Императрица находилась там с дочерьми. Я сразу заметил по обращению со мной окружающих, что я в немилости. Все тщательно избегали со мной разговаривать, затем государь на два-три доклада очень резко выражал свое несогласие, а после обеда, который обычно бывает, Александра Федоровна со всеми решительно разговаривала, всех к себе призывала, кроме меня. Это я очень почувствовал, потому что после все уже окончательно от меня отвернулись. Собственно на этом и кончились мои встречи с императрицей Александрой Федоровной.
Председатель. — Это когда было?
Поливанов. — Встреча в ставке была 17 октября.
Председатель. — А единственная аудиенция у б. императрицы была та, про которую вы говорили?
Поливанов. — Да.
Председатель. — Какова была цель этого вызова? Выходит по вашему объяснению, что как будто поговорили вообще, но ни о чем в частности.
Поливанов. — Императрица в то время всех вновь назначенных министров призывала к себе. Если бы государь был в Царском Селе, то, по всей вероятности, она в тот же день позвала бы меня к себе в комнату, но, в отсутствии государя, мне не показалось странным, что она позвала.
Председатель. — Но если она находилась в Царском, то кандидаты в министры вызывались к ней раньше назначения или после?
Поливанов. — После назначения. Может быть, было когда и раньше, но я такого случая не знаю.
Председатель. — В этот момент министры сознавали влияние Распутина или его имя не называлось в связи с этими большими событиями во внутренней жизни государства?
Поливанов. — Он чувствовался, но не назывался. Его влияние начало проскальзывать гораздо сильнее в эпоху Штюрмера. Страна знала, что Распутин есть, но министры доподлинно не знали: находится ли с ним в непосредственных сношениях Горемыкин или нет.
Председатель. — Так что вы не только не называли Распутина, но в вашем сознании реакционный поворот событий и не связывался с деятельностью Распутина?
Поливанов. — Мы знали, что он существует, приближен; но его крупное государственное влияние в ту пору для нас было неизвестно.
