Октавій въ этомъ дѣлѣ не только не отсталъ отъ меня, но что̀ еще похвальнѣе — опередилъ. Итакъ когда я въ своемъ воспоминаніи переношусь къ времени нашей совокупной дружной жизни, то прежде всего останавливаетъ на себѣ мое вниманіе та бесѣда, которую Октавій велъ однажды съ Цециліемъ, зараженнымъ суевѣріемъ язычества, и которая убѣдительностію своею обратила его къ истиной религіи.
II. Для свиданія со мною, а также и по собственнымъ дѣламъ Октавій прибылъ въ Римъ; онъ оставилъ свой домъ, жену и дѣтей — дѣтей, которые находились еще въ невинномъ младенческомъ возрастѣ, когда они начинаютъ только произносить полуслова и ихъ запинающійся лепетъ имѣетъ столько прелести. Какъ велика была моя радость при встрѣчѣ съ Октавіемъ — этого нельзя выразить словами, тѣмъ болѣе, что ее усиливала самая неожиданность прибытія моего друга. Спустя два дня, которые мы провели во взаимномъ изліяніи дружескихъ чувствъ и въ разсказахъ о другъ другѣ всего, Что случилось съ нами во время нашей разлуки, мы сговорились отправиться въ Остію,— одну прекрасную мѣстность, гдѣ я пользовался морскими купаньями пріятными и благотворными для поправленія моего разстроеннаго здоровья. Послѣ трудовъ по судебнымъ занятіямъ наступила для меня свобода въ пору собиранія винограда: въ это время осень съ пріятною прохладою смѣняла жаркое лѣто. Итакъ на разсвѣтѣ мы отправились гулять по морскому берегу, чтобы подышать свѣжимъ, столь укрѣпляющимъ тѣло воздухомъ и насладиться удовольствіемъ — ходить по мягкому песку, оставлявшему на себѣ слѣды шаговъ. Съ нами былъ Цецилій: на пути онъ замѣтивъ
