хотя по правилам церкви только наличие чудесных явлений и дает право на причисление данного лица клику святых.
Мало того, торопясь привлечь в свои уделы столь нужные им рабочие руки, князья не находили нужным даже испрашивать разрешение на канонизацию[1] того или другого угодника у высшей церковной власти (которой по закону одной только и принадлежало право возведения во святые), а причисляло намеченное лицо к сонму святых собственною властью, чрез местных епархиальных архиереев, бывших, конечно, послушными игрушками в княжеских руках.
Таким порядком канонизованы были вскоре после смерти: великий князь киевский Мстислав Владимирович, умерший в 1132 или 1133 году; князь черниговский Игорь. Олегович, убитый киевлянами в 1147 году; князь тверской Михаил Ярославич, убитый в Орде в 1318 году и др.[2]
С возвышением Москвы, после того, как московские князья путем хитростей, обманов и насилий захватили владения всех остальных удельных князей, и ничтожный удел московский превратился сначала в обнимающее всю Великороссию великое княжество, а затем и царство, явилась еще новая побудительная причина к дальнейшему увеличению количества русских святых.
Зазнавшись награбленным с народа и соседних князей богатстом и полученным чрез брак Ивана III с Софьею Палеолог родством с византийскими императорами, надутые спесью московские цари решили, что их царство — вторая Византия, а Москва — третий Рим.
Присвоив себе столь высокое положение в политическом мире, московские «самодержцы» естественно должны были подумать и о том, чтобы поднять на соответствующую высоту и свою православную церковь, являвшуюся всегда верной помощницей царской власти и опорою ее трона.
По общепринятому мнению, сохраняющему свою силу и до настоящего времени, слава церкви заключается главным образом в количестве «просиявших» в ней угодников.
Между тем в русской церкви к началу XVI столетия было всего-навсего 22 святых, общепочитаемых всем населением русского
