Подобное стремленіе прикрашивать старину или сочинять въ мнимо-древнемъ духѣ памятники, какихъ въ ней не было, между прочимъ, свидѣтельствовало о несовершенствѣ самой науки и всего чаще о малой компетентности сочинителей. Въ самомъ дѣлѣ, въ тридцатыхъ годахъ и въ началѣ сороковыхъ поддѣлки Сахарова не замѣчались; потомъ онѣ бросаются въ гдаза и были бы совсѣмъ невозможны.
Но на Сахаровѣ поддѣлки еще не кончились. Въ Новгородскихъ Губ. Вѣдомостяхъ 1849 г. (№ 41, 42, 47) напечатана была будто бы по старинному подлиннику «Рукопись старицы игуненьи Маріи, урожденной княгини Одоевской». Это дневникъ русской боярышни XV—XVI вѣка, жившей въ Новгородѣ въ эпоху его паденія: дневникъ описываетъ жизнь боярской дочери въ домѣ ея отца, вводитъ читателя не только въ домашній бытъ, но и въ среду политическихъ событій того времени, иногда онъ удачно рисуетъ положеніе русской женщины съ ея ролью въ семействѣ, съ ея чувствами и любовью, обставляетъ все это мелкими подробностями старинной жизни. Словомъ, дневникъ казался драгоцѣннымъ пріобрѣтеніемъ литературы, въ которой до тѣхъ поръ не находили ничего подобнаго; это была вмѣстѣ и прекрасная старинная повѣсть. Но мистификація скоро открылась. Погодинъ обнаружилъ промахи новѣйшаго сочинителя, который смѣшалъ Іоанна III съ Іоанномъ IV, упоминалъ русскую печатную книгу за пятьдесятъ лѣтъ до ея перваго появленія, перепуталъ названія старинныхъ чиновъ и должностей. Внѣшность описанной издателемъ рукописи также выказала подлогъ сочиненія: рукопись названа харатейною и — склеенною столбцами, что дѣлалось, какъ извѣстно, только съ столбцами бумажными: притомъ харатья въ XVI столѣтіи есть излишняя роскошь, потому что тогда уже вошли въ общее употребленіе не только бомбицинъ, но и простая тряпичная бумага. Погодинъ перепечаталъ и самую повѣсть, въ переводѣ на нынѣшній языкъ, чтобы сдѣлать свои опроверженія
Подобное стремление прикрашивать старину или сочинять в мнимо-древнем духе памятники, каких в ней не было, между прочим, свидетельствовало о несовершенстве самой науки и всего чаще о малой компетентности сочинителей. В самом деле, в тридцатых годах и в начале сороковых подделки Сахарова не замечались; потом они бросаются в гдаза и были бы совсем невозможны.
Но на Сахарове подделки еще не кончились. В Новгородских Губ. Ведомостях 1849 г. (№ 41, 42, 47) напечатана была будто бы по старинному подлиннику «Рукопись старицы игуненьи Марии, урожденной княгини Одоевской». Это дневник русской боярышни XV—XVI века, жившей в Новгороде в эпоху его падения: дневник описывает жизнь боярской дочери в доме её отца, вводит читателя не только в домашний быт, но и в среду политических событий того времени, иногда он удачно рисует положение русской женщины с её ролью в семействе, с её чувствами и любовью, обставляет всё это мелкими подробностями старинной жизни. Словом, дневник казался драгоценным приобретением литературы, в которой до тех пор не находили ничего подобного; это была вместе и прекрасная старинная повесть. Но мистификация скоро открылась. Погодин обнаружил промахи новейшего сочинителя, который смешал Иоанна III с Иоанном IV, упоминал русскую печатную книгу за пятьдесят лет до её первого появления, перепутал названия старинных чинов и должностей. Внешность описанной издателем рукописи также выказала подлог сочинения: рукопись названа харатейною и — склеенною столбцами, что делалось, как известно, только с столбцами бумажными: притом харатья в XVI столетии есть излишняя роскошь, потому что тогда уже вошли в общее употребление не только бомбицин, но и простая тряпичная бумага. Погодин перепечатал и самую повесть, в переводе на нынешний язык, чтобы сделать свои опровержения
