спали, съ наружной стороны и, такимъ образомъ, еще болѣе препятствовали отворить ихъ. Боясь, чтобы не вторглись къ нимъ, они съ вечера крѣпко заперли двери при помощи деревянной перекладины, положенной поперекъ. Въ двѣ минуты все было объято пламенемъ; пожаръ, начавшійся съ соломы, гдѣ спали люди, быстро сообщился сухимъ доскамъ надъ ихъ головами. Нѣкоторые люди, спавшіе, какъ и мы, у дверей, пытались открыть ихъ, но безполезно: они открывались внутрь. Тогда мы увидѣли картину, которую трудно описать. Со всѣхъ сторонъ слышался страшный глухой ревъ; несчастные, поджариваемые живьемъ, испускали нечеловѣческіе вопли; они лѣзли другъ на друга, чтобы пробраться до крыши; но воздухъ проникъ внутрь и пламя вспыхнуло еще сильнѣе, такъ что когда люди продирались наружу, полуобгорѣлые, съ пылающими одеждами, безъ волосъ на головахъ, то пламя, вырывавшееся съ неистовствомъ и развѣваемое вѣтромъ, опять повергало ихъ вглубь бездны.
Раздавались крики бѣшенства, пламя переливалось волнами, несчастные судорожно боролись со смертью: сущая картина ада.
Со стороны той двери, гдѣ мы были, семь человѣкъ успѣли спастись, протискавшись черезъ щель, гдѣ была оторвана доска. Первый былъ офицеръ нашего полка. У него обгорѣли руки, и платье оказалось все изодраннымъ. Остальные пострадали не менѣе: больше никого нельзя было спасти. Многіе бросались внизъ съ крыши полусгорѣвшіе и умоляли, чтобы ихъ при-
