кругъ и на всемъ разстояніи, какое я могь окинуть глазомъ, земля была вся усѣяна касками, киверами, саблями, латами, продавленными сундуками, пустыми чемоданами, разрозненной и порванной одеждой, сѣдлами, роскошными чепраками и множествомъ разной разности. Но не успѣлъ я охватить взоромъ все окружающее, какъ сообразилъ, что я нахожусь вѣроятно неподалеку отъ казацкаго бивуака. Тотчасъ же мной овладѣлъ страхъ, и я побоялся поддерживать огонь. Нѣтъ сомнѣнія, думалъ я про-себя, что этотъ пунктъ занятъ русскими, потому что еслибъ это были французы, то тутъ виднѣлись бы большіе костры; наши солдаты, вознаграждая себя за недостатокъ пищи, усердно грѣлись, когда могли, а здѣсь вдобавокъ топлива вволю. Я не могъ взять въ толкъ, какъ это мѣстечко, гдѣ я находился, укрытое отъ вѣтра, не было выбрано для ночевки. Словомъ, я недоумѣвалъ, не зналъ, что мнѣ дѣлать—уходить или оставаться…
Покуда я предавался этимъ размышленіямъ, мой огонь значительно ослабѣлъ, но я не рѣшался подложить въ него топлива. Но желаніе отогрѣться и отдохнуть нѣсколько часовъ преодолѣло мои опасенія, я набралъ столько топлива, сколько было возможно, сложилъ его въ кучу подъ рукой, чтобы не вставать за нимъ каждый разъ и грѣться до утра. Подъ себя я подложилъ нѣсколько чепраковь, потомъ, завернувшись въ свою медвѣжью шкуру и улегшись спиной къ ящику, я расположился провести такимъ образомъ
