часомъ раньше. Люди въ ней были всѣ, какъ на подборъ, сытые, бойкіе, глядѣвшіе осмысленно и смѣло въ глаза всякому начальству; даже мундиры и рубахи сидѣли на нихъ какъ-то щеголеватѣе, чѣмъ въ другихъ ротахъ. Командовалъ ею капитанъ Стельковскій, странный человѣкъ: холостякъ, довольно богатый для полка,—онъ получалъ откуда-то ежемѣсячно около двухсотъ рублей,—очень независимаго характера, державшійся сухо, замкнуто и отдаленно съ товарищами и вдобавокъ развратникъ. Онъ заманивалъ къ себѣ, въ качествѣ прислуги, молоденькихъ, часто несовершеннолѣтнихъ дѣвушекъ изъ простонародья и черезъ мѣсяцъ отпускалъ ихъ домой, по-своему щедро наградивъ деньгами, и это продолжалось у него изъ года въ годъ съ непостижимой правильностью. Въ ротѣ у него не дрались и даже не ругались, хотя и не особенно нѣжничали, и все же его рота, по великолѣпному внѣшнему виду и по выучкѣ, не уступила бы любой гвардейской части. Въ высшей степени обладалъ онъ терпѣливой, хладнокровной и увѣренной настойчивостью и умѣлъ передавать ее своимъ унтеръ-офицерамъ. Того, чего достигали въ другихъ ротахъ посредствомъ битья, наказаній, оранья и суматохи въ недѣлю, онъ спокойно добивался въ одинъ день. При этомъ онъ скупо тратилъ слова и рѣдко возвышалъ голосъ, но когда говорилъ, то солдаты окаменѣвали. Товарищи относились къ нему непріязненно, солдаты же любили воистину: примѣръ, можетъ-быть, во всей русской арміи.
Наступило наконецъ 15-е мая, когда, по распоряженію корпуснаго командира, долженъ былъ состояться смотръ. Въ этотъ день во всѣхъ ротахъ, кромѣ пятой, унтеръ-офицеры подняли людей въ четыре часа. Несмотря на теплое утро, невыспавшіеся, зѣвавшіе солдаты дро-
