офицеровъ къ службѣ,—все это ясно, но позорно обнаружилось на смотру. Во второй ротѣ люди не знали «Отче нашъ», въ третьей сами офицеры путались при разсыпномъ строѣ, въ четвертой съ какимъ-то солдатомъ во время ружейныхъ пріемовъ сдѣлалось дурно. А главное—ни въ одной ротѣ не имѣли понятія о пріемахъ противъ неожиданныхъ кавалерійскихъ атакъ, хотя готовились къ нимъ и знали ихъ важность. Пріемы эти были изобрѣтены и введены въ практику именно самимъ корпуснымъ командиромъ и заключались въ быстрыхъ перестроеніяхъ, требовавшихъ всякій разъ отъ начальниковъ находчивости, быстрой сообразительности и широкой личной иниціативы. И на нихъ срывались поочередно всѣ роты, кромѣ пятой.
Посмотрѣвъ роту, генералъ удалялъ изъ строя всѣхъ офицеровъ и унтеръ-офицеровъ и спрашивалъ людей, всѣмъ ли довольны, получаютъ ли все по положенію, нѣтъ ли жалобъ и претензій? Но солдаты дружно гаркали, что они «точно такъ, всѣмъ довольны». Когда спрашивали первую роту, Ромашовъ слышалъ, какъ сзади него фельдфебель его роты, Рында, говорилъ шипящимъ и угрожающимъ голосомъ:
— Вотъ, объяви мнѣ кто-нибудь претензію! Я ему потомъ таку объявлю претензію!
Зато тѣмъ великолѣпнѣе показала себя пятая рота. Молодцоватые, свѣжіе люди продѣлывали ротное ученье такимъ легкимъ, бодрымъ и живымъ шагомъ, съ такой ловкостью и свободой, что, казалось, смотръ былъ для нихъ не страшнымъ экзаменомъ, а какой-то веселой и совсѣмъ не трудной забавой. Генералъ еще хмурился, но уже бросилъ имъ: «Хорошо, ребята!»—это въ первый разъ за все время смотра.
Пріемами противъ атакъ кавалеріи Стельковскій окончательно завоевалъ корпуснаго командира. Самъ гене-
