Онъ повернулся и пошелъ впередъ, по серединѣ тропинки. Николаевъ тотчасъ же догналъ его.
— И потомъ… только вы, пожалуйста, не сердитесь…—заговорилъ Николаевъ смягченно, съ оттѣнкомъ замѣшательства.—Ужъ разъ мы начали говорить, то лучше говорить все до конца… Не правда ли?
— Да?—полувопросительно произнесъ Ромашовъ.
— Вы сами видѣли, съ какимъ чувствомъ симпатіи мы къ вамъ относились, то-есть я и Александра Петровна. И если я теперь вынужденъ… Ахъ, да вы сами знаете, что въ этомъ паршивомъ городишкѣ нѣтъ ничего страшнѣе сплетни!
— Хорошо,—грустно отвѣтилъ Ромашовъ.—Я перестану у васъ бывать. Вѣдь вы объ этомъ хотѣли просить меня? Ну, хорошо. Впрочемъ, я и самъ рѣшилъ прекратить мои посѣщенія. Нѣсколько дней тому назадъ я зашелъ всего на пять минутъ, возвратить Александрѣ Петровнѣ ея книги, и, смѣю увѣрить васъ, это въ послѣдній разъ.
— Да… такъ вотъ…—сказалъ неопредѣленно Николаевъ и смущенно замолчалъ.
Офицеры въ эту минуту свернули съ тропинки на шоссе. До города оставалось еще шаговъ триста, и такъ какъ говорить было больше не о чемъ, то оба шли рядомъ, молча и не глядя другъ на друга. Ни одинъ не рѣшался—ни остановиться ни повернуть назадъ. Положеніе становилось съ каждой минутой все болѣе фальшивымъ и натянутымъ.
Наконецъ около первыхъ домовъ города имъ попался навстрѣчу извозчикъ. Николаевъ окликнулъ его.
— Да… такъ вотъ…—опять нелѣпо промолвилъ онъ, обращаясь къ Ромашову.—Итакъ, до свиданія, Юрій Алексѣевичъ.
Они не подали другъ другу рукъ, а только притро-
