напитокъ… Скажи, правда ли, что ягоды мандрагоры помогаютъ въ любви?
— Нѣтъ, Суламиѳь, въ любви помогаетъ только любовь. Скажи, у тебя есть отецъ или мать?
— Одна мать. Отецъ умеръ два года тому назадъ. Братья — всѣ старше меня — они отъ перваго брака, а отъ второго только я и сестра.
— Твоя сестра такъ же красива, какъ и ты?
— Она еще мала. Ей только девять лѣтъ.
Царь смѣется, тихо обнимаетъ Суламиѳь, привлекаетъ ее къ себѣ и говоритъ ей на ухо:
— Девять лѣтъ… Значитъ, у нея еще нѣтъ такой груди, какъ у тебя? Такой гордой, такой горячей груди!
Она молчитъ, горя отъ стыда и счастья. Глаза ея свѣтятся и меркнутъ, они туманятся блаженной улыбкой. Царь слышитъ въ своей рукѣ бурное біеніе ея сердца.
— Теплота твоей одежды благоухаетъ лучше, чѣмъ мирра, лучше, чѣмъ нардъ, — говорить онъ, жарко касаясь губами ея уха. — И когда ты дышишь, я слышу запахъ отъ ноздрей твоихъ, какъ отъ яблоковъ. Сестра моя, возлюбленная моя, ты плѣнила сердце мое однимъ взглядомъ твоихъ очей, однимъ ожерельемъ на твоей шеѣ.
— О, не гляди на меня! — проситъ Суламиѳь. — Глаза твои волнуютъ меня.
Но она сама изгибаетъ назадъ спину и кладетъ голову на грудь Соломона. Губы ея рдѣютъ надъ блестящими зубами, вѣки дрожать отъ мучительнаго желанія. Соломонъ приникаетъ жадно устами къ ея зовущему рту. Онъ чувствуетъ пламень ея губъ, и скользкость ея зубовъ, и сладкую влажность ея языка, и весь горитъ такимъ нестерпимымъ желаніемъ, какого онъ еще никогда не зналъ въ жизни.
Такъ проходитъ минута и двѣ.
напиток… Скажи, правда ли, что ягоды мандрагоры помогают в любви?
— Нет, Суламифь, в любви помогает только любовь. Скажи, у тебя есть отец или мать?
— Одна мать. Отец умер два года тому назад. Братья — все старше меня — они от первого брака, а от второго только я и сестра.
— Твоя сестра так же красива, как и ты?
— Она еще мала. Ей только девять лет.
Царь смеется, тихо обнимает Суламифь, привлекает ее к себе и говорит ей на ухо:
— Девять лет… Значит, у нее еще нет такой груди, как у тебя? Такой гордой, такой горячей груди!
Она молчит, горя от стыда и счастья. Глаза ее светятся и меркнут, они туманятся блаженной улыбкой. Царь слышит в своей руке бурное биение ее сердца.
— Теплота твоей одежды благоухает лучше, чем мирра, лучше, чем нард, — говорить он, жарко касаясь губами ее уха. — И когда ты дышишь, я слышу запах от ноздрей твоих, как от яблоков. Сестра моя, возлюбленная моя, ты пленила сердце мое одним взглядом твоих очей, одним ожерельем на твоей шее.
— О, не гляди на меня! — просит Суламифь. — Глаза твои волнуют меня.
Но она сама изгибает назад спину и кладет голову на грудь Соломона. Губы ее рдеют над блестящими зубами, веки дрожать от мучительного желания. Соломон приникает жадно устами к её зовущему рту. Он чувствует пламень ее губ, и скользкость ее зубов, и сладкую влажность ее языка, и весь горит таким нестерпимым желанием, какого он еще никогда не знал в жизни.
Так проходит минута и две.
