И завязалась съ той поры между княземъ и Розановымъ тѣснѣйшая дружба. Другъ безъ друга дня провести не могутъ. Либо художникъ у князя, либо князь Андрей у художника. А Розановъ жилъ тогда на Третьей Мѣщанской, на четвертомъ этажѣ, занималъ двѣ комнаты: одна мастерская, другая спальная. Звалъ его все князь къ себѣ переѣхать, но художникъ отказывался. «Ты мнѣ, говоритъ, и такъ очень дорогъ, а кромѣ того я въ богатствѣ залѣнюсь и свое искусство позабуду». Такъ и не переѣхалъ.
Все имъ другъ въ другѣ интересно было. Начнетъ Розановъ говорить о живописи, о картинахъ разныхъ, о жизни великихъ художниковъ,—князь слушаетъ, слова не проронитъ. А потомъ князь примется про свои приключенія въ дикихъ странахъ разсказывать,—у художника и глаза заблестятъ.
— Постой, скажетъ, вотъ я скоро думаю одну большую картину написать. Тогда у меня хорошія деньги будутъ, и мы вмѣстѣ за границу поѣдемъ.
— Да зачѣмъ тебѣ деньги?—спросилъ князь.—Хочешь, завтра поѣдемъ? Все, что у меня есть, я съ тобой могу подѣлить.
Но художникъ стоялъ на своемъ.
— Нѣтъ, подожди, я картину напишу, а тогда уже и будемъ говорить.
Настоящая была между ними дружба. И даже удивительно: такое вліяніе Розановъ надъ княземъ имѣлъ, что удерживалъ его отъ многихъ горячихъ и необдуманныхъ поступковъ, къ которымъ князь по своей пылкой натурѣ былъ весьма склоненъ.
