искренно, что въ эти дни я все время былъ лицомъ къ лицу съ мыслью о самоубійствѣ.
«На другой день голодъ опять сдѣлался невыносимымъ. Я пошелъ къ Александрѣ Ивановнѣ… Степанъ, увидѣвъ меня, пришелъ въ неистовый восторгъ. Онъ рычалъ, подпрыгивалъ и лизалъ рукава моего сюртука. Когда наконецъ я сѣлъ, онъ помѣстился около меня на полу и прижался къ моимъ ногамъ. Александра Ивановна насилу отогнала его.
«Мнѣ очень было тяжело просить бѣдную, испуганную суровой жизнью женщину о деньгахъ, но я рѣшился сдѣлать это.
«— Александра Ивановна,—сказалъ я:—мнѣ ѣсть нечего. Дайте мнѣ, сколько можете, взаймы…
«Она всплеснула руками.
— Голубчикъ мой—ни копеечки. Вчера сама заложила брошку… Сегодня еще было кое-что на базаръ, а завтра ужъ не знаю, какъ быть…
«— Не можете ли вы взять немного у сестры?—посовѣтовалъ я.
«Александра Ивановна боязливо оглянулась кругомъ и зашептала съ ужасомъ:
«— Что̀ вы, что̀ вы, дорогой. Да вѣдь я и такъ изъ милости живу у нея. Нѣтъ, ужъ лучше подумаемъ, нельзя ли какъ-нибудь иначе обойтись?
«Но, что̀ мы ни придумывали, все оказывалось несбывчивымъ. Потомъ мы оба замолчали. Наступалъ вечеръ, и по комнатѣ расползалась унылая, тяжелая мгла. Отчаяніе, ненависть и голодъ терзали меня. Я чувствовалъ себя заброшеннымъ на край свѣта, одинокимъ и униженнымъ.
«Вдругъ кто-то толкнулъ меня въ бокъ. Я обернулся. Это былъ Степанъ. Онъ протягивалъ мнѣ на ладони кучку мѣдныхъ монетъ и говорилъ:
