народомъ. Пріѣзжали безъ всякаго предупрежденія, «сюрпризомъ», какіе-то сосѣди по наровчатскому или инсарскому имѣнію, какіе-то дальніе родственники, которыхъ до сихъ поръ никто въ глаза не видалъ и не слыхалъ объ ихъ существованіи,—и гостили по мѣсяцамъ. Къ Аркашѣ и Митѣ десятками ходили товарищи, мѣнявшіе съ годами свою оболочку, сначала гимназистами и кадетами, потомъ юнкерами и студентами и наконецъ безусыми офицерами или щеголеватыми, преувеличенно серьезными помощниками присяжныхъ повѣренныхъ. Дѣвочекъ постоянно навѣщали подруги всевозможныхъ возрастовъ, начиная отъ Катиныхъ свертницъ, приводившихъ съ собою въ гости своихъ куколъ, и кончая пріятельницами Лидіи, которыя говорили о Марксѣ и объ аграрной системѣ и вмѣстѣ съ Лидіей стремились на высшіе женскіе курсы. На праздникахъ, когда вся эта веселая, задорная молодежь собиралась въ громадномъ рудневскомъ домѣ, вмѣстѣ съ нею надолго водворялась атмосфера какой-то общей, наивной, поэтической и шаловливой влюбленности.
Эти дни бывали днями полной анархіи, приводившей въ отчаяніе прислугу. Всѣ условныя понятія о времени, разграниченномъ, «какъ у людей», чаемъ, завтракомъ, обѣдомъ и ужиномъ, смѣшивались въ шумной и безпорядочной суетѣ. Въ то время, когда одни кончали обѣдать, другіе только-что начинали пить утренній чай, а третьи цѣлый день пропадали на каткѣ въ Зоологическомъ саду, куда забирали съ собой гору бутербродовъ. Со стола никогда не убирали, и буфетъ стоялъ открытымъ съ утра до вечера. Несмотря на это, случалось, что молодежь, проголодавшись совсѣмъ въ неуказанное время, послѣ коньковъ или поѣздки на балаганы, отправляла на кухню депутацію къ Акинфычу съ просьбой приготовить «что-нибудь вкусненькое». Ста-
