другого, другой—на третьяго, перевравъ, по обыкновенію, его смыслъ, а третій въ общей сумятицѣ и совсѣмъ забылъ о немъ…
Между тѣмъ пылкая Тина успѣла уже взбудоражить весь домъ. Почтенная экономка, толстая, добродушная Олимпіада Савична, говорила, что и взаправду баринъ ей наказывалъ распорядиться о таперѣ, если не пріѣдетъ музыка, и что она объ этомъ тогда же сказала камердинеру Лукѣ. Лука, въ свою очередь, оправдывался тѣмъ, что его дѣло ходить около Аркадія Николаевича, а не бѣгать по городу за фортепьянщиками. На шумъ прибѣжала изъ барышниныхъ комнатъ горничная Дуняша, подвижная и ловкая, какъ обезьяна, кокетка и болтунья, считавшая долгомъ ввязываться непремѣнно въ каждое непріятное происшествіе. Хотя ея и никто не спрашивалъ, но она совалась къ каждому съ жаркими увѣреніями, что пускай ее Богъ разразитъ на этомъ мѣстѣ, если она хоть краешкомъ уха что-нибудь слышала о таперѣ. Неизвѣстно, чѣмъ окончилась бы эта путаница, если бы на помощь не пришла Татьяна Аркадьевна, полная, веселая блондинка, которую вся прислуга обожала за ея ровный характеръ и удивительное умѣніе улаживать внутреннія междоусобицы.
— Однимъ словомъ, мы такъ не кончимъ до завтрашняго дня,—сказала она своимъ спокойнымъ, слегка насмѣшливымъ, какъ у Аркадія Николаевича, голосомъ.—Какъ бы то ни было, Дуняша сейчасъ же отправится разыскивать тапера. Покамѣстъ ты будешь одѣваться, Дуняша, я тебѣ выпишу изъ газеты адреса. Постарайся найти поближе, чтобы не задерживать елки, потому что сію минуту начнутъ съѣзжаться. Деньги на извозчика возьми у Олимпіады Савичны…
Едва она успѣла это произнести, какъ у дверей передней громко затрещалъ звонокъ. Тина уже бѣжала туда
