Теперь этотъ живой привѣсокъ общинныхъ вѣсовъ бѣжалъ рядомъ съ нами, держась по большей части у моего стремени, такъ какъ я ѣхалъ послѣднимъ. Когда мы въѣхали въ лѣсъ, Микеша остановилъ меня и, вынувъ изъ-подъ куста небольшой узелокъ и ружъе, привязалъ узелокъ къ лукѣ сѣдла, а ружъе вскинулъ себѣ на плечо… Мнѣ показалось, что онъ дѣлаетъ это съ какой-то осторожностъю, поглядывая впередъ… Узелъ, очевидно, онъ занесъ сюда, пока снаряжали лошадей.
Вскорѣ впереди, между перелѣсками послышался звонъ колокольцовъ и, растянувшисъ длиннымъ караваномъ съ переметными сумами въ сѣдлахъ, мимо насъ пробѣжала встрѣчная почта. Передовой ямщикъ нашъ проводилъ ее разочарованнымъ взглядомъ, — очевидно, онъ надѣялся пріѣхать на станцію раньше и заодно на обратномъ пути захватитъ часть почты на свою четверку. Къ одной выгодной очереди онъ, такимъ образомъ, присоединилъ бы и другую, выгодную уже для всего станка. Микеша посмотрѣлъ на его разочарованную фигуру и свистнулъ.
— Гляди, умные наши станочники, — сказалъ онъ съ насмѣшкой. — Не спорились бы вчера, какъ разъ бы поспѣли… Четыре лошади не гоняли бы зря…
Очевидно, неудача станочниковъ его не касалась и будила въ немъ лишь нѣкоторую ироническую наблюдательность…
— Ну-ну! Самъ умнай! — со злостью отвѣтилъ ему ямщикъ. — Общество учить станешь… — И онъ хлеснулъ опять свою лошадь, выбираясь на дорогу…
Послѣ этого мы поѣхали легкой рысцой, и Микеша вздохнулъ свободно. Верстъ уже десять онъ пробѣжалъ, не отставая отъ рыси лошадей, но, видимо, это скороходное искусство, созданное привычкой съ дѣтства, не давалась ему даромъ. Лицо его слегка поблѣднѣло, на лбу были крупныя капли пота. Теперь онъ, не торопясь, шагалъ рядомъ, все такъ же держась за мое стремя, и закидалъ меня вопросами. На мои разспросы о жизни ямщиковъ онъ отвѣчалъ неохотно, какъ будто этотъ предмета внушалъ ему отвращеніе. Вмѣсто этого, онъ самъ спрашивалъ, откуда мы, куда ѣдемъ, большой ли городъ Петербургъ, правда ли, что тамъ по пяти домовъ ставятъ одинъ на другой, и есть ли конецъ землѣ, и можно ли видѣть царя, и какъ къ нему дойти? При этомъ смуглое лицо его оставалось неподвижнымъ, но въ глазахъ сверкало жадное любопытство.
Эта кипучая жадность, горѣвшая во взглядѣ молодого ста-
