полнотѣ и изобиліи… Когда, черезъ узкій переулокъ и черезъ крыши сараевъ, долеталъ до насъ досадный призывъ къ обѣду или къ вечернему чаю,—мы оставляли здѣсь, вмѣстѣ съ пистолетами и саблями, наше фантастическое настроеніе, точно скинутое съ плечъ верхнее платье, въ которое наряжались опять тотчасъ по возвращеніи.
Однако, съ тѣхъ поръ, какъ брату пришла оригинальная мысль вырѣзать кривыя и узловатыя вѣтки тополя, навязать на нихъ бѣлыя нитки, навѣсить мѣдные крючки и попробовать запустить удочки въ таинственную глубину огромной бадьи, стоявшей въ углу дворика, для насъ на цѣлую недѣлю померкли всѣ прелести золотой кареты. Во-первыхъ, мы садились оба, въ самыхъ удивительныхъ позахъ, на верхней перекладинѣ палисадника, угломъ охватывавшаго бадью и у котораго мы предварительно обломали верхушки балясинъ. Во-вторыхъ, надъ нами качался серебристо-зеленый шатеръ тополя, переполнявшій окружающій воздухъ зеленоватыми тѣнями и бродячими солнечными пятнами. Въ-третьихъ, отъ бадьи отдѣлялся какой-то особенный запахъ, свойственный загнившей водѣ, въ которой уже завелась своя особенная жизнь, въ видѣ множества какихъ-то странныхъ существъ, вродѣ головастиковъ, только гораздо меньше… Какъ ни покажется это странно,—но запахъ этотъ казался намъ, въ сущности, пріятнымъ и прибавлялъ, съ своей стороны, нѣчто къ прелестямъ этого угла надъ бадьей…
Въ то время, какъ мы сидѣли по цѣлымъ часамъ на заборѣ, вглядываясь въ зеленоватую воду, изъ глубины бадьи то и дѣло подымались стайками эти странныя существа, напоминавшія собой гибкія мѣдныя булавки, головки которыхъ такъ тихо шевелили поверхность воды, между тѣмъ какъ хвостики извивались подъ ними, точно крошечныя змѣйки. Это былъ цѣлый особый мірокъ, подъ этою зеленою тѣнью, и, если сказать правду, въ насъ не было полной увѣренности въ томъ, что въ одинъ прекрасный мигъ поплавокъ нашей удочки не вздрогнетъ, не пойдетъ ко дну, и что послѣ этого который-нибудь изъ насъ не вытащитъ на крючкѣ серебристую, трепещущую живую рыбку. Разумѣется, разсуждая трезво, мы не могли бы не придти къ заключенію, что событіе это выходитъ за предѣлы возможнаго. Но мы вовсе не разсуждали трезво въ тѣ минуты, а просто сидѣли на заборѣ, надъ бадьей, подъ колыхавшимся и шептавшимъ зеленымъ шатромъ, въ сосѣдствѣ съ чудесной каретой, среди зеленоватыхъ тѣней, въ атмосферѣ полу-сна и полу-сказки…
Вдобавокъ, мы не имѣли тогда ни малѣйшаго понятія о назначеніи жизни…
