дить въ слободкѣ запойныя ночи. Онъ хвасталъ тутъ своимъ „шубнымъ медвѣдемъ", плакалъ, каялся и пилъ мертвую… У него были на это свои основанія… Но часто запой захватывалъ людей и безъ такихъ основательныхъ причинъ… Особенно случалось это на распутьяхъ жизни. Даже степенный и сдержанный Пандинъ, какъ мнѣ разсказывали, тотчасъ послѣ смерти родителя сильно запилъ и, подобно Карпу, валялся въ лужахъ. То-же числилось и въ біографіи Нестора Семеновича. Такой солидный, печально-задумчивый и трезвый въ то время, когда я узналъ его, — онъ ранѣе пилъ горькую, шатался по кабакамъ, бурно обличалъ слобожанъ или предавался мечтамъ о прочіихъ мѣстахъ. Онъ все порывался не то въ Сибирь, не то еще куда-то, гдѣ его научатъ работать какъ слѣдуетъ и покажутъ настоящую жизнь. Все это продолжалось до тѣхъ поръ, пока отецъ, человѣкъ сурьезный и печальный, не женилъ его на Дарьѣ Парменовнѣ, дѣвицѣ немолодой и некрасивой, но съ характеромъ. Пошли дѣти, и всѣ порыванія къ прочимъ мѣстамъ были завязаны навсегда тяжелой лямкой. Но воспоминанія о прежнемъ тяготѣли надъ семьей вѣчной угрозой, и Дарья Парменовна инстинктивно боялась „мечтательности“ супруга, смутно сознавая связь между его мечтами и запоемъ…
Вообще — отсутствіе устойчивости являлось характерной чертой „ненастоящаго города“. Встрѣчаете вы человѣка долгое время въ качествѣ зауряднаго и почтеннаго гражданина и вдругь узнаете, что онъ столько-то мѣсяцевъ высидѣлъ по суду въ острогѣ. И сообщатъ вамъ объ этомъ мимоходомъ, какъ объ обстоятельствѣ, совершенно не выдающемся и не имѣющемъ никакого отношенія къ нравственной характеристикѣ человѣка. Случилось и только… Вчера съ нимъ, завтра съ его сосѣдомъ… И, приглядываясь къ этому человѣку, вы дѣйствительно не видите въ немъ ничего, что бы клало особый, выдѣляющій изъ среды отпечатокъ…
Ночью въ окно избы, занимаемой моимъ сосѣдомъ, семейнымъ слобожаниномъ, раздается осторожное постукиваніе…
— Кто тамъ стучитъ?.. Черти! Нѣтъ имя̀[1] угомону по ночамъ-ту… Кого тутъ черти принесли еще?.. Сказывай што-ли, — раздается изъ-за окна сердитое ворчаніе.
Въ темнотѣ подъ стѣнкой слышно хихиканье, и затѣмъ голосъ слобожанки Ѳеклы Ивановны, прерываемый смѣхомъ, произноситъ:
- ↑ Имя̀ — имъ. Оообеннооть мѣстнаго говора въ Вятской губерніи, Пермской и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Западиой Сибири.
