вленныхъ грудей вырывался только жалобный ропотъ, замиравшій тихою дрожью озноба. Тѣмъ не менѣе, даже послѣдніе, самые тихіе звуки пѣсни, почти терявшіеся среди уличнаго шума, достигая человѣческаго слуха, поражали всякаго громадностью заключеннаго въ нихъ непосредственнаго страданія.
Петръ остановился, и его лицо исказилось, точно какой-то слуховой призракъ явился передъ нимъ въ видѣ этого страдальческаго вопля.
— Что же ты испугался?—спросилъ Максимъ.—Это тѣ самые счастливцы, которымъ ты недавно завидовалъ,—слѣпые нищіе, которые просятъ здѣсь милостыню… Имъ немного холодно, конечно. Но вѣдь отъ этого, по твоему, имъ только лучше.
— Уйдемъ!—сказалъ Петръ, хватая его за руку.
— А, ты хочешь уйти! У тебя въ душѣ не найдется другого побужденія при видѣ чужихъ страданій! Постой, я хочу поговорить съ тобой серьезно и радъ, что это будетъ именно здѣсь. Ты вотъ сердишься, что времена измѣнились, что теперь слѣпыхъ не рубятъ въ ночныхъ сѣчахъ, какъ Юрка-бандуриста, ты досадуешь, что тебѣ некого проклинать, какъ Егору, а самъ проклинаешь въ душѣ своихъ близкихъ за то, что они отняли у тебя счастливую долю этихъ слѣпыхъ. Клянусь честью, ты, можетъ быть, правъ! Да, клянусь честью стараго солдата, всякій человѣкъ имѣетъ право располагать своей судьбой, а ты уже человѣкъ. Слушай же теперь, что я скажу тебѣ: если ты захочешь исправить нашу ошибку, если ты швырнешь судьбѣ въ глаза всѣ преимущества, которыми жизнь окружила тебя съ колыбели, и захочешь испытать участь вотъ этихъ несчастныхъ… я, Максимъ Яценко, обѣщаю тебѣ свое уваженіе, помощь и содѣйствіе… Слышишь ты меня, Петръ Яценко? Я былъ немногимъ старше тебя, когда понесъ свою голову въ огонь и сѣчу… Обо мнѣ тоже плакала мать, какъ будетъ плакать о тебѣ. Но, чортъ возьми! я полагаю, что былъ въ своемъ правѣ, какъ и ты теперь въ своемъ!.. Разъ въ жизни къ каждому человѣку приходитъ судьба и говоритъ: выбирай! Итакъ, тебѣ стоитъ захотѣть… Хведоръ Калдыба, ты здѣсь?—крикнулъ онъ по направленію къ слѣпымъ.
Одинъ голосъ отдѣлился отъ скрипучаго хора и отвѣтилъ:
— Тутъ я… Это вы кличете, Максимъ Михайловичъ?
— Я! Приходи черезъ недѣлю, куда я сказалъ.
— Приду, паночку.—И голосъ слѣпца опять примкнулъ къ хору.
— Вотъ, ты увидишь человѣка,—сказалъ, сверкая гла-
