„Двадцатому будьте въ N-скѣ. Сессія окружнаго суда. Подробности письмомъ. Редакція“.
Я посмотрѣлъ на часы, потомъ справился въ путеводителѣ. У меня была надежда, что я уже не попаду къ ночному поѣзду на станцію желѣзной дороги, расположенную верстахъ въ 10 отъ города, гдѣ я только что закончилъ другое редакціонное порученіе. Въ умѣ мелькалъ лаконически-дѣловой отвѣтъ: „телеграмма запоздала, двадцатому не могу“. Къ сожалѣнію, однако, путеводитель и часы говорили другое: у меня было три часа на сборы и на путь до станціи. Этого было достаточно.
Около 11 часовъ теплаго лѣтняго вечера извозчикъ доставилъ меня къ загородному вокзалу, свѣтившему издалека своими огнями. Я пріѣхалъ какъ разъ во время: поѣздъ стоялъ у платформы.
Прямо противъ входа оказался вагонъ съ открытыми окнами. Въ немъ было довольно просторно, и какіе-то господа интеллигентнаго вида играли въ карты. Я догадался, что это члены суда, ѣдущіе на сессію, и рѣшилъ искать мѣсто въ другомъ вагонѣ. Это оказалось нелегко, но наконецъ мѣсто нашлось. Поѣздъ уже трогался, когда я, съ легкимъ багажомъ въ рукахъ, вошелъ въ купэ 2-го класса, занятое тремя пассажирами.
Я усѣлся у окна, въ которое вѣяло свѣжестью лунной ночи, и скоро мимо меня понеслись концы шпалъ, откосы, гудящіе мостки, будки, луга, залитые бѣлымъ свѣтомъ луны,—точно уносимые назадъ быстрымъ потокомъ. Я чувствовалъ уста-
