А другая ночь — все побѣдила:
Вѣтеръ снесъ сырой туманъ съ полей,
Загорѣлись звѣзды, и въ долинахъ
Зашумѣли воды веселѣй.
До зари кричали хлопотливо
Въ ближней рощѣ черные грачи,
Старый садъ и тихую усадьбу
Оглашали стонами сычи.
И темнѣй ночное было небо —
Издалека въ темнотѣ ночной
Вѣяло весеннимъ ароматомъ,
Вѣяло грядущею весной...
И недолги были ожиданья:
За день вся природа ожила!
Вечеръ былъ задумчивъ и прекрасенъ
И заря, какъ лѣтняя, тепла.
А когда померкъ закатъ далекій,
Вспомнилась мнѣ молодость моя,
И окно открылъ я, и забылся,
Въ сердцѣ грусть и радость затая.
Понялъ я, что юной жизни тайна
Въ міръ пришла подъ кровомъ темноты,
Что весна вернулась — и незримо
Вырастаютъ первые цвѣты.
1889—97.
... И въ этотъ часъ, гласитъ преданье,
Когда, сомнѣніемъ томимъ,
Изнемогалъ Онъ отъ страданья,
Все преклонилось передъ Нимъ.
Затихла ночь въ благоговѣньи,
И слышалъ Онъ: „Моихъ вѣтвей
Колючій тернъ — вѣнцомъ мученья
Возложатъ на главѣ Твоей;
„Но тернъ короною зеленой
Чело святое обовьетъ,—
Въ міръ подъ страдальческой короной,
Какъ Царь царей, Господь войдетъ!“
