Вы спрашиваете подробностей моего знакомства съ моремъ, съ моряками, съ берегами Даніи и Швеціи, съ Англіей? Вамъ хочется знать, какъ я вдругъ, изъ своей покойной комнаты, которую оставлялъ только въ случаѣ крайней надобности и всегда съ сожалѣніемъ, перешелъ на зыбкое лоно морей, ка̀къ избалованнѣйшій изъ всѣхъ васъ городскою жизнію, обычною суетой дня и мирнымъ спокойствіемъ ночи, я вдругъ, въ одинъ день, въ одинъ часъ, долженъ былъ ниспровергнуть этотъ порядокъ и ринуться въ безпорядокъ жизни моряка? Бывало, не заснешь, если въ комнату ворвется большая муха и съ буйнымъ жужжаньемъ носится, толкаясь въ потолокъ и въ окна, или заскребетъ мышенокъ въ углу; бѣжишь отъ окна, если отъ него дуетъ, бранишь дорогу, когда въ ней есть ухабы, откажешься ѣхать на вечеръ въ конецъ города, подъ предлогомъ „далеко ѣхать“, боишься пропустить урочный часъ лечь спать; жалуешься, если отъ супа пахнетъ дымомъ, или жаркое перегорѣло, или вода не блеститъ, какъ хрусталь… И вдругъ — на морѣ! — „Да какъ вы тамъ будете ходить — качаетъ?“ спрашивали люди, которые находятъ, что если заказать карету не у такого-то каретника, такъ ужъ въ ней качаетъ. —„Какъ ляжете спать, что будете ѣсть? Какъ уживетесь съ новыми людьми?“ сыпались вопросы, и на меня смотрѣли съ болѣзненнымъ любопытствомъ, какъ на жертву, обреченную пыткѣ. Изъ этого видно, что у всѣхъ, кто не бывалъ на морѣ, были еще въ памяти старые романы Купера или разсказы Марріета, о морѣ и морякахъ, о капитанахъ, которые чуть не сажали на цѣпь пассажировъ, могли жечь и вѣшать подчиненныхъ, о кораблекрушеніяхъ, землетрясеніяхъ. — Тамъ васъ капитанъ на самый верхъ посадитъ“, говорили мнѣ друзья и знакомые (отчасти и вы, помните?), — „ѣсть не велитъ давать, на пустой берегъ высадитъ“ — „За что?“ спрашивалъ я. — „Чуть не такъ сядете, не такъ пойдете, заку-
