руки, ведутъ въ дома и съ земными поклонами ставятъ передъ ними избытки своихъ полей и садовъ… Что̀ это? гдѣ мы? среди древнихъ пастушескихъ народовъ, въ золотомъ вѣкѣ? Ужели Ѳеокритъ въ самомъ дѣлѣ правъ?
Все это мнѣ приходило въ голову, когда я шелъ подъ тѣнью акацій, миртовъ и баніановъ; между ними видны кое-гдѣ пальмы. Я заходилъ въ сторону, шевелилъ въ кустахъ, разводилъ листья, смотрѣлъ на ползучія растенія, и потомъ бѣжалъ догонять товарищей.
Чѣмъ дальше мы шли, тѣмъ меньше вѣрилось глазамъ. Между деревьями, въ самомъ дѣлѣ какъ на картинкѣ, жались хижины, окруженныя каменнымъ заборомъ изъ коралловъ, сложенныхъ такъ плотно, что любая пушка задумалась бы передъ этой крѣпостью: и это только, чтобъ оградить какую-нибудь хижину. Я заглядывалъ за заборъ: миніатюрные дома окружены огородомъ и маленькимъ полемъ. Въ деревнѣ заборъ былъ сплошной: на стѣнѣ, за стѣной, росли деревья; изъ-за нихъ выглядывали цвѣты. Еще издали завидѣлъ я, у воротъ стояли, опершись на длинные бамбуковые посохи, жители; между ними, съ важной осанкой, съ задумчивыми, серьезными лицами, въ широкихъ, простыхъ, но чистыхъ халатахъ, съ широкимъ поясомъ, видѣлись — совѣстно и сказать „старики“, непремѣнно скажешь, „старцы“, съ длинными сѣдыми бородами, съ зачесанными кверху и собранными въ пучокъ на маковкѣ волосами. Когда мы подошли поближе, они низко поклонились, преклоняя головы и опуская внизъ руки. За нихъ боязливо прятались дѣти.
„Что это такое?“ твердилъ я, удивляясь все болѣе и болѣе: „этакъ, не только Ѳеокриту, повѣришь и мадамъ Дезульеръ и Геснеру, съ ихъ Меналками, Хлоями и Дафнами; недостаетъ барашковъ на ленточкахъ. А тутъ кстати, какъ нарочно, нашихъ барановъ велѣно свезти на берегъ погулять, будто въ дополненіе къ идилліи.
